возможно, не моё дело, Михаил Арнольдович, – сказал он, собираясь уходить, – но если что, я всегда приду к вам на помощь. Думаю, что пригожусь.
– Скорей всего, пригодишься. Но пока я ничего не могу тебе сказать, Вадик. Ты единственный, кому я доверяю на кабельном заводе. Теперь всё ясно, как день.
– Что мне про вас сказать, если спросит Мартьемьян Захарович? Он может догадаться, что я был у вас.
– Скажи, что запил старик. Сообщи, что Шнорре… не просыхает. Ему, Мартемьяну, станет… очень радостно, да и я выиграю два-три дня. А там… видно будет. И больше скотина борзая, Рыжих, ничего не должен знать. Ты понял, Вадик?
– Как не понять. Номер вашего мобильника я знаю, а мои данные у вас имеются. Я всегда готов…
Затворив за Шерстенёвым дверь, Шнорре подумал о том, как неплохо было бы иметь в союзниках на собственном предприятии, хотя бы, двух-трёх таких верных и надёжных людей, как обычный охранник Шерстенёв. Впрочем, не совсем обычный, да и не существует в природе простых людей.
За плечами у Вадима Аркадьевича Шерстенёва, у молодого капитана полиции в отставке, была и академия МВД, и в своё время долгая командировка в Чечню. Да и не только там он побывал. Но жизнь сложилась так у Шерстенёва, что пришлось ему после его «рымов и Крымов», стать охранником. Шнорре особо не вникал в подробности его личной жизни. А благодарен Вадим был за то, как говорится, по гроб жизни Михаилу Арнольдовичу, что тот дал на лечение его дочери Инны довольно большую сумму денег. Правда, это не спасло ребёнка от смерти.
Но Вадим всегда помнил добрые дела и даже вернул Шнорре часть долга… Правда, Михаил Арнольдович категорически отказывался взять их назад. Но Шерстенёв твёрдо заверил, что теперь ему ничего не надо, а на хлеб он себе заработает. Горек для него, видно, был и хлеб, как и для его жены, Марины, в прошлом, преподавателя микробиологии в медицинском училище.
Детей, кроме Инны, у Шерстенёвых не имелось. После того, как появилась на свет дочь, через два года его жена оказалась вновь в роддоме. Но не повезло: мальчик родился, но мертвым… Его тело врачи родителям не выдали. Да и не имелось в этом смысла… Всё теперь в прошлом, потому что Марина после смерти Инны сошла с ума, и вот уже три года находилась на бесперспективном лечении в психиатрической больнице.
Потом Шнорре стал вспоминать свою жену Зину, то время, когда они были молодыми. Из прошлого, как бы, выплыл тот момент, когда они познакомились очень просто, в городском парке. Он подсел к ней, на скамейку, и начал рассказывать о том, какой он хороший человек. Конечно, он шутил. Шнорре в то время уже перешёл на пятый курс химико-технологического факультета политехнического института, она – только что поступила на юридический факультете государственного университета.
Мысли Шнорре прервал внезапно появившийся, словно ниоткуда, Зуранов. Он был всё в том же, слегка помятом, джинсовом костюме. В руках он держал небольшой мешок, сшитый примитивным дикарским способом сухожилиями дикой козы Зума из шкурки белки-летяги Виту.
– Ты,