донимал гнус, зимой – сорока-пятидесятиградусные морозы. Кормили, мягко говоря, неважно.
Временами, просыпаясь среди ночи в холодном бараке, Сеpro тщетно силился понять, где он – в Сибири или в плену, у фашистов. От обиды, от жгучей несправедливости наворачивались слёзы, кулаки сжимались в бессильной ярости.
Кто стучится сегодня ко мне? Добро иль зло? Несчастный случай иль удача? Воспрянь, мужайся, товарищ мой, открой им дверь и пусть войдёт новая судьба. Минуты ожидания, оковы неизвестности страшны, и человек молит, торопит время: – «Ну, скорей же! Где же ты, явись, откройся, лик яви свой предо мной!» И вот оно откинет паранджу, и молнии тебя пронзят мгновенно, страшно – радость или боль, страх или восторг! Остановись, мгновенье, задержись. Пусть не перейдёт порог твоего дома рок неудачи или беды! Иль пусть продлится хоть немного восторг чудесного желанья, счастья и радости, мгновенья пусть застынут.
Но время жалости не знает, оно скупее самой жадной скряги, знай лишь отсчитывает свои мгновения. Постой, ведь это же мои мгновенья, из них жизнь вся соткана! Отдай их мне, я не скупец, но это капли моей жизни, они уносят мою жизнь в безвозвратное прошлое! Дай мне моё, моё мгновенье, мои надежды и мои страдания! Время! Остановись хоть на мгновенье, останови ты свой бег, задержись и отдохни немного. Дай мне чуть поразмыслить о прожитом, взвесить всё и рассчитать – что я смогу, успею иль не успею сделать. Ведь мне всегда не хватало, не хватает и не будет хватать всего лишь одного мгновенья, мгновенья, которое называется вечностью!
Вернувшись в Москву, он устроился в научно-исследовательский институт, помогли знакомые преподаватели с его кафедры. Работал одержимо, но был угрюм и замкнут, сторонился товарищей. Не искал старых друзей, не заводил новых. По ночам ему часто снились то Нора, то Крэбс. Серго был раздражителен и резок с людьми. Товарищи по работе старались не обращать на это внимания, считая это последствием войны, плена. К тому же у него забарахлило сердце.
По вечерам, сидя в пустой квартире, он иногда часами сидел, уставясь в окно, пытаясь вспомнить мельчайшие подробности появления сияющего шара. Что же это было? Почему он так нелепо вел себя, как растерявшийся мальчишка, забывший обо всем при виде девушки? Увидеть такое феноменальное явление и практически не обратить на него внимание!
Но укоры совести не помогали. Газизов так и не смог ничего вспомнить. Все было расплывчато, как в тумане. Как обычно говорят в таких случаях – практически нулевая информация.
«Гость» появился вечером, спустя пять лет. Услышав звонок, Газизов торопливо потушил папиросу и открыл окно, разгоняя рукой дым, затем открыл дверь.
Мужчина среднего роста, лет сорока, с чемоданчиком, широко улыбнувшись, спросил: – Газизов, Серго Сабирович?
– Да.
– Извините, пожалуйста, за беспокойство, но у меня к Вам важное дело.
– Проходите. Раздевайтесь.
Пригладив перед зеркалом седеющие волосы, гость представился: – Вернер.
– После