видел себя, но другого, взрослого и отважного. И чувство отваги было на границе с отчаянием. И видел людей, идущих за ним. И люди эти были ему верны. И были они разные. Но сильные. И все – его. И между ними, проходя то вокруг, то насквозь, и находясь будто всё время напротив, был тоже он, но как сейчас – маленький и тщедушный. Ещё боящийся всего, но желающий стать храбрым и оставаться честным. Как минимум честным с собой.
– Сила моя – теперь твоя, – заговорил тот, другой, обращаясь к блудному сновидцу, – Тебе уготовано вершить добрые дела. И для них тебе потребуются помощники. Но не все они изначально чисты, как ты. Не все они праведны и мудры. Не всем досталось любви родных и близких. Не у всех было такое хорошее детство, как у тебя. Найди их. Найди свою сотню чёрных угольков, на которых огонь по праву обретённой силы станет ещё жарче. Защити то, что дорого. Найди то, чему жаждешь служить. Не предавай своих убеждений, последователей и рода.
Тот, другой, замолчал. Мальчик не сводил с него глаз. А взрослый Рихард на вороном коне направлял идущих за ним людей наперерез чему-то неведомому, страшному, искрящему молниями, шипящему и злому.
– Кто это? – мальчик отступил, чтобы лучше видеть несущийся ужас, ясно осознавая, что всё это сон.
– Ты узнаешь в своё время. Оно изменит лик, но не суть, что есть разрушение и смерть. И если вы не победите, от ярости и жадности его треснут небеса. И грозный бог всенощный откроет второй глаз. И тогда одному из нас, забрав своих потомков, придётся сгинуть, ведь некому будет продолжить род и передать свои силы…
Лязг оружий заглушил последние слова бога Феникса. Головы людей, что следовали за своим предводителем, отделялись от тел и обращались горящими головёшками. Одна из них подкатилась к ногам мальчика. Зелёные глаза, полные удивления, совсем молодое лицо, алые волосы, которые пожирало пламя. Шипение и вонь обгорелой кожи.
Рихард отпрянул и тут же упал на землю… Нет, на холодный пол пещеры в скале. Костёр искрил. Пламя, ещё не погасшее, разлеталось во все стороны. Нет, его разносили на крыльях налетевшие птицы. Они не кричали, не щебетали. Они были молчаливы и страшны. Дымно-прозрачны. И их чёрные глаза жутко сверкали в алых сполохах.
И только звон металла о камень, да гром далёкой грозы напоминали о реальности… Нет. Ещё невыносимо болела рука.
Спросонья откинувшись назад и оперевшись на локти, Рихард и думать забыл об инициации. Но натянутая и разрезанная кожа жгла посильнее отлетевшего в лицо уголька.
А дикие птицы – почему-то Рихард назвал их про себя мёртвыми – пролетали насквозь оба отверстия в скалах, едва не задевая мальчика крыльями. Они всё бросали и бросали что-то в костёр, а за ним, сколько юный Феникс не вглядывался, не мог увидеть того, другого себя – воплощения бога.
Мальчик лёг на спину, выпрямив ноющую руку, почувствовал разом и холод, и голод, и жажду. И пожелал, чтобы всё это поскорее закончилось. Там, внизу, отец наверняка что-то приготовил для него, ведь, как было заведено, два дня после инициации принявший силу Феникса может есть всё, что угодно, и