Я вновь прошу вас оставить свои слова для иных ушей. Для ушей вашей жены, Марии Осиповны Дорогобужской…
– Да что жена, Елена Васильевна? Что жена? Вы же знаете, что мой отец сговорился с Дорогбужским и нас, юных отпрысков, свели вместе, как кобылицу с жеребцом. Ни любви, ни приятия – только политическая воля родительская… – далее последовал горький вздох, как будто Иван Фёдорович и в самом деле сожалел о своей участи. – А мои мысли только о вас, только о тех моментах, когда я был рядом с вами.
– Вы снова за старое?
– Я не могу иначе! – страстно вскричал Иван Фёдорович. – С той самой первой минуты, как вы прибыли из Литвы, как только коснулись своей ножкой нашей земли, как только взглянули на меня… С той минуты я понял, что всю свою жизнь я ждал только этого момента. И ради этого момента жил и существовал!
– Иван Фёдорович, вы можете хотя бы на одну минуту оставить ваше славословие?
– Да, конечно! Я весь превратился во внимание! – воздыхатель понял, что дальше попытка загрузить комплиментами царицу может привести к недовольству.
А недовольство царицы чревато ухудшением положения в обществе!
– Вы сегодня были на приёме и видели нечто такое, что не подобает царскому двору. Так вот, я не хочу, чтобы подобное могло твориться дальше, – проговорила негромко царица. – Не хочу дышать одним воздухом с особой, которая не может себя держать в руках и бросает вызов обществу своим существованием.
– Могу ли я предположить, что под особой вы понимаете некую несуразность из прошлого? Вы молчите, а молчание – знак согласия… Но вы и так не будете дышать с этой особой одним воздухом, – Иван Фёдорович изобразил непонимание. – Ведь она уедет вскоре, и неизвестно – вернётся ли обратно когда-нибудь…
Царица поджала губы. Этот фаворит слишком много себе позволял. Он прекрасно понимал, что Елена Васильевна имела в виду, но предпочёл сыграть в дурачка. Как будто перестраховывался… На всякий случай!
– Я не хочу, чтобы данная личность в дальнейшем могла заявиться во дворец. Слишком вызывающе она себя ведёт. И смотрела эта личность так, как будто примерялась к сиденью трона. Вы не поверите, но мне на миг показалось, что эта личность и в самом деле совершила убийство, даже сердце захолонуло…
– Мне тоже не понравилась выходка, – раздался голос князя Телепнёва-Оболенского. – Никому не позволено творить такие вещи и говорить такие слова! Пошутил! Ха! Да за такие шутки его выпороть следовало бы! Я сам едва не пальнул в него из оберега! Надо же, какие неподвластные уму вещи творятся в нашем царстве-государстве…
Князь при этом не сказал, что из его кошелька пропало несколько сотенных купюр. Говорить подобное означало допустить возможность кражи в царских покоях – в самом защищённом месте государства. Так что лучше было промолчать, как сделали все из тех, кто недосчитался той или иной суммы. Все предпочли смолчать, но не высказывать подозрение в отношении близко стоящего человека.
Царица немного помолчала, а потом произнесла:
– Отрадно