сражении пал? – подняла бровь служанка.
– Нет, увы… Повредился рассудком – перед тем, как не сдюжило сердце от зримого, когда увидал он там… – вдруг нахмурился смолкший Подкова, препынившись на чём-то несказанном, – Прямой до сих пор всё винится за то – хоть уж нам-то понятно, что так лишь случилось… Так бывает, когда вдруг выблю́дкам поверишь ты на слово.
Он умолк, тяжело шевеля челюстями.
– И я про такое тут слышала прежде… – нахмурилась девушка, слушая Агиля, – от Соль старой как-то слыхала похожее о…
– Но зато отомстил кровопийцам как должно – что с тех пор ни одна из свиней не посмела пред ним своих слов не держать… – перебив её – тише, но злобно добавил он глухо – и лицо у Подковы зашлось вдруг в жестокой усмешке.
– О меченом вашем твердят все тут всякое… – с трепетом молвила Гедда негромко, – говорят, сам он там…
– Слушай больше болтливых! – оборвав её речь на мгновение вспыхнул Подкова, – за то и был прозван Прямым – что в словах не виляет как заяц, и всё по чести́ он верши́т. Храфнварр нам как отец – на равных с последним из воинства, не губит людей понапрасну, за каждого бьётся, в деньгах не обидел ни разу! Там, где прочий в бою от испуга умётом нагадит, он и бровью не дрогнет. Меня он сам спас, своей жизнью рискуя! За ним мы хоть в Халльсверд пойдём, раз придётся когда-то…
Он умолк, наливая вина себе в кружку до самого верха.
– А что говорят… он таков, цену смерти изведал. Без пощады убьёт и не дрогнет, как гниду раздавит – но только таких, кто змеюки не лучше, в рот им копыто… Таким и дорога туда – и чтоб дохли подольше, выблюдки!
Агиль вдруг злобно сплюнул, но тут же смущённо затёр подошвою плевок на полу – заметив, как надула тонкие губки служанка, в чьей стряпно́й он харкает.
– Ты прости это, милая – не удержался. Дай-ка тряпку, утру за собой…
– Да какая беда, раз и так пол в капусте, – усмехнулась она, отвернувшись к горшкам в устье жарко растопленной печи – и Агиль немедля второ́пил глаза на ту лучшую часть её стати, которой она обернулась к нему.
– Лучше ты расскажи, как там люди на юге? Много ль празднеств каких – я тут слышала разное. Ты вон Тордис из швей нарассказывал всякого… – её глазки ревниво блеснули.
– Расскажу, не спеши. Ты плесни-ка ещё мне винишка? Тордис та сама больше болтала, чем мои похождения слушала…
Он ещё куснул мяса с ребра, шевеля челюстями и щедро запив добрым хмелем.
– Там порой что ни ночь – вечно с песнями праздник… Очень ценят они погулять. Лицедеев различных полно – про богов да героев, про вождей и владетелей прошлого любят сказания слушать. Только я вот к тому уж совсем не охоч, не пойму ничего – кривляются, речи толкают, поют… а народ им и хлопает. На подмостьях слабоумцы, в зале дураки… Ну не моё это зрить!
Гедда хихикнула, закрыв губы ладонью. Агиль снова хлебнул терпкий хмель, отирая усы с бородой от вина.
– Славно нам там жилось, когда мир был надолго – только тут вот получше у вас, как подольше без