пассажиром был Джереми, высокий худой парень весь в пирсинге, который, казалось, был чересчур нетерпелив и несобран, чтобы благополучно прыгнуть из самолета на парашюте. Весь час в пути Эмили не переставала думать о том, как ее угораздило оказаться в таком положении. Ее приятель, Дэйв, убедил ее, что так надо для целей благотворительных, только все равно теперь, когда дошло до того, что надо с самолета прыгать, затея эта казалась ей безумием. И зачем она сидит в тесноте на заднем сиденье видавшей виды машины Дэйва с этим сложенным в несколько раз дылдой Джереми? Не лучше ль ему было сидеть на переднем сиденье, где места для него побольше? Ей пришло в голову, что Бен, наверное, стесняется ее, может, потому и настаивал, чтобы сидеть на месте пассажира, но потом она одернула себя, велела не быть глупой: никогда и никому не была она интересна, – хотя истина, признаться, состояла как раз в противоположном. Когда она заметила у Бена сзади на шее, сразу под волосами, мерзкий вздувшийся чирей, она пожалела его: бедняге то и дело приходилось поправлять куртку в попытках прикрыть болячку, однако он не решился сделать самое разумное, поднять воротник – так было бы незаметно. Она понимала: он чувствует, что она глазеет на него, – а потому старалась не смотреть. Это хоть как-то отвлекало от мыслей о том, что ей вскоре предстояло совершить, и чем больше она старалась не обращать внимания, тем сильнее чирей притягивал ее взгляд, а может, притягивал его обладатель, как она после догадалась. Ее била дрожь, хотя в машине было невыносимо жарко: какие-то там нелады с обогревом. Эмили была сама не своя.
Аэродром скрывался среди сельской чересполосицы позади рядов высоченной живой изгороди между зелено-желтыми полями. Когда они въезжали на аэродром, маленькие самолеты походили на коров, сбившихся в одно стадо. По трем сторонам прямоугольника были устроены ангары под гофрированными оцинкованными крышами: один для укладки парашютов, второй для хранения самолетов ночью, а в третьем находилась зона отдыха для парашютистов, которым зачастую долгие часы приходилось проводить в ожидании, пока разойдутся облака. Эмили слишком нервничала, чтобы подумать о том, во что можно поиграть, и вместо этого, извинившись, присела в уголке с кружкой горячего чая и книгой (слава богу, не забыла захватить ее с собой): порой чтение оказывалось единственным способом отвлечься. Подошел и присел рядом ее приятель, Дэйв, взялся подбадривать ее своими дурацкими шуточками («От чего утка плавает? От берега. А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало – кто остался на трубе? И» и так далее), Эмили же, хотя и смеялась, но только открыто не пеняла ему за то, что он втягивает ее в такое занятие; в конце концов парень понял намек и оставил девушку в покое. Она сидела тихо, чувствуя себя попавшей в ловушку и одинокой, тогда как другие ожидавшие очереди на прыжок с парашютом, похоже, находили удовольствие в скуке, сражаясь на бильярде, и резались в «эрудит». Может, будь Эмили на своей машине, она даже и уехала бы, извинившись, но ее завезли куда-то в открытое поле где-то в чеширской деревенской глуши, едва ли ей удалось бы выбраться домой, и в любом случае она набрала столько денег на благотворительность,