ужин я смогу предложить только скромный. Но отдохнуть ты сможешь в безопасности.
– Благодарю тебя, мне больше ничего и не нужно. Меня зовут Андрей, – Первозванный улыбнулся, перешагнул порог и закрыл за собой дверь.
Русская земля, Киев, 986 год по РХ
Великий князь русский Владимир Красное Солнышко, прислонившись плечом к резному наличнику, стоял у окна и смотрел на город. Не княжеское дело? Ну и ладно… Его не беспокоило, что кто-то из бояр, или воевод застанет его за этим занятием, более подходящим красным девицам. Ага, еще прялку здесь поставить… Князь представил себе эту картину и невесело усмехнулся своим мыслям…
В последнее время Владимир чувствовал необъяснимую, смутную тоску и не понимал, что с ним происходит. Казалось бы, что может тревожить мужчину в расцвете лет, обладавшего на Руси неограниченной властью, имевшего верных друзей, могучую дружину, красавиц жен, детей, богатства?
Много сил, времени и крови он положил на то, чтобы Русь укрепилась, сплотилась и защитила свои границы. Он делал это так же, как его отец, как дед…
Уже позади были успешные походы на вятичей, радимичей, уже отвоевал Владимир у поляков Червенские города, уже русские войска ходили на Литву, хорватов и ятвягов.
Как защита от печенегов в степи, строились укрепления, был заложен Белгород, укрепился Переяславль. Русские богатырские заставы уходили на юг все дальше, высматривая степняков.
По приказу Владимира возводились надежные оборонительные рубежи с крепостями, валами и сигнальными вышками: печенеги уже не могли неожиданно нарушить границ Руси – жители русских городов и сел смогли вздохнуть спокойно.
Владимир смотрел на Киев – и этот русский город, как вся Русская земля, укреплялся, разрастался, становился краше, многолюднее. Все хорошо… Ведь хорошо?
Нет, не все… Города растут, укрепляются, богатеют – хорошо. Города становятся государствами внутри государства, думая только о своих собственных выгодах, не думая об общем благе, нарушая единство Руси… Не хорошо…
И ему приходилось вновь собирать Русскую землю воедино. Иногда на это уходили годы…
Но только ли в этом была причина его тоски?
Владимир, пытаясь понять, что его тревожит, вспоминал прошедшие годы…
Кровопролитные схватки, смерть братьев, бегство с родной земли в чужие пределы ради спасения, возвращение на родину, снова битвы, Полоцк, еще смерти, Киев, еще битвы, еще смерти…
Князь нахмурился: его жизненный путь мало чем отличался от жизни любого князя, правителя. Нужно было силой доказывать свое право, иначе, его бы доказал кто-то другой. Хоть бы его сватовство к Рогнеде…
Его нрав всегда был горячим, а то, что Рогнеда оскорбила его отказом, когда он к ней сватался, и оскорбила смертельно – вызвало волну яростного гнева.
Князь нахмурился сильнее: как она тогда сказала? «Не хочу разуть сына рабыни…». Владимир заскрипел зубами от этого воспоминания – столько времени прошло, а боль осталась.
Высокородная