посмотрев на Сирила.
– Ах вот как, – засмеялся Сирил. – Посмотрим…
Но он ничего не посмотрел и даже не закончил фразу. Роза, горничная Билли, появилась с визитной карточкой.
– Проводи мистера Калдервелла сюда, – велела Билли.
Сирил ничего не сказал, и это было очень мило с его стороны. Его мысли лучше было не озвучивать.
Глава XXVII
Мари, которая хотела печь пудинги
– Меня воспитывали именно для этого. Вы же знаете, что когда-то у нас были деньги, много денег, – вздохнула Мари, жалуясь на неудачи, – мама хотела, чтобы я училась музыке. Но даже когда я была совсем крошкой, я любила печь пудинги. Когда дни пирогов из песка и грязи для меня миновали, я умоляла маму пустить меня на кухню готовить. Но она ни разу этого не позволила, нанимала самых дорогих учителей и отправляла меня заниматься. Мне просто пришлось учиться музыке, и я играю теперь, как счетная машина.
А когда отец умер, а потом умерла и мама, денег не стало, и мне пришлось как-то зарабатывать, я, естественно, занялась музыкой. Больше я ничего не умела делать. Но вы, дорогая, знаете, что такое музыка. Я даю уроки, и это неплохие уроки, если говорить о технике, но на самом деле я просто мечтаю об уютном уголке с корзинкой чулок, которые нужно заштопать, или о кухне, где ждет меня пудинг.
– Бедняжка! – воскликнула Билли. – У меня есть пара чулок, которые требуют внимания, и я мечтаю попробовать одно из ваших желе, янтарных и рубиновых на просвет, с тех самых пор, как о них услышала. Могу ли я что-то сделать, чтобы вам помочь?
– Нет, спасибо, – вздохнула Мари, устало поднимаясь на ноги и на мгновение закрывая глаза рукой. – У меня страшно болит голова, но мне придется отправляться к маленькой Дженни Ноулз и учить ее играть гамму соль-мажор. Кроме того, вы мне уже помогли и все время помогаете, милая, – растроганно добавила она, – и это я виновата, мне не стоило вам жаловаться. Пожалуйста, не думайте обо мне больше, – она всхлипнула и выбежала из комнаты, а Билли удивленно и грустно посмотрела ей вслед.
Глава XXVIII
«Я собираюсь победить»
Почти все друзья Билли узнали, что Бертрам Хеншоу влюбился в Билли Нельсон, задолго до того, как это поняла сама Билли. Не то чтобы они считали это чувство серьезным – про него до сих пор говорили, что «это же Бертрам». Но для самого Бертрама все было очень серьезно.
Мир предстал перед Бертрамом совсем другим, чем был раньше. Раньше он был игрушкой, чем-то вроде блестящего шарика, который жонглер перебрасывает из руки в руку. Теперь мир перестал быть сверкающей побрякушкой. Он сделался огромным, серьезным и великолепным, потому что в этом мире была Билли. Жизнь в этом мире требовала от Бертрама множества усилий, потому что Билли смотрела на него. Мир мог стать подземным царством, пыткой, адом или благословенными небесами, в зависимости от того, что ответила бы Билли – «да» или «нет».
В День благодарения Бертрам понял, что сжигающее его пламя – это любовь. И тогда же он узнал ревность и страшно возненавидел Калдервелла. Ему было стыдно за эту ревность. Он говорил себе, что это не по-мужски, что это зло и неразумно, и думал, что