я.
– Симона Соломон. Мой отец – Яфью Соломон.
Она произносит эти два предложения вместе так, будто привыкла представляться дочерью своего отца. Это значит, что он должен быть какой-то важной шишкой, но я никогда не слышал этого имени раньше.
Впрочем, сейчас мне на него насрать.
Мне хочется знать, почему девушка плакала в одиночестве в машине, когда должна была распивать шампанское с остальными богачами.
– Почему вы были расстроены? – спрашиваю я.
– О. Ну…
Я смотрю, как краска заливает ее лицо, окрашивая смуглую кожу в розовый цвет, словно у хамелеона.
– Меня приняли в школу дизайна. Но мой отец… я должна поступить в другой университет.
– Что за школа дизайна?
– Школа кутюрье… – Девушка краснеет еще сильнее. – Знаете, одежда, аксессуары и все такое…
– Вы сами сшили это платье? – спрашиваю я.
Стоит мне это произнести, как я понимаю, что сморозил глупость. Богачи не шьют себе платья.
Впрочем, Симона надо мной не смеется. Она разглаживает руками розовую юбку из тюля и говорит:
– Хотела бы я так шить! Это платье от Эли Сааб, похожее на то, в котором была Фань Бинбин на Каннском фестивале в 2012 году. У нее была еще накидка, но тюль и бисерная вышивка такими цветочными узорами…
Девушка резко замолкает. Возможно, она поняла, что с таким же успехом могла бы сейчас говорить со мной по-китайски. Я ни хрена не смыслю в моде. В моем шкафу лежит лишь с десяток белых футболок и примерно столько же черных.
Но мне бы хотелось, чтобы она продолжала. Мне нравится, как Симона говорит. Ее голос такой мягкий, нежный, благородный… полная противоположность моему. К тому же всегда интересно слушать людей, когда они говорят о том, что любят.
– Вас не интересуют платья, – говорит она, тихонько смеясь про себя.
– Нет, – отвечаю я. – Не слишком. Но мне нравится вас слушать.
– Меня? – снова смеется она. Рассказывая о платье, девушка совсем позабыла свой страх.
– Ага, – говорю я. – Это так странно?
– Ну… – отвечает Симона. – Все, что происходит сейчас, довольно странно.
Теперь, убедившись, что меня никто не преследует, я сворачиваю на север и еду почти без цели. Мне нужно избавиться от машины – должно быть, она уже заявлена в розыск. От девушки тоже надо избавиться по тем же причинам. Я мог бы высадить ее на первом попавшемся перекрестке. Тем не менее я этого не делаю.
– У вас акцент? – спрашиваю я. Мне кажется, я услышал легкий акцент, но не могу определить его происхождение.
– Я не знаю, – отвечает девушка. – Я жила в разных местах.
– Где?
– Ну, я родилась в Париже – там живет семья моей мамы. Затем мы переехали в Гамбург, потом в Аккру… после этого, кажется, были Венеция, Барселона, немного пожили в Монреале – боже, ну там был и холод. Затем в Вашингтоне, где было немногим лучше. А потом я поступила в школу-пансион в Мезон-Лаффит.
– Почему вы все время переезжали?
– Мой отец –