и его радость, по-видимому, не понравились проповеднику. Он вдруг остановился, слегка повернул голову, и сухожилия на его шее заходили как веревки… Он как будто хотел сказать что-то, но сдержался и перевернул страницу.
Оказалось, что слушатели возрадовались преждевременно. В то самое время, когда они находятся на вершине ликования, – гордыня и излишнее упование отягчают лествицу. Она трещит, на лицах слушателей отражается испуг, лествица подламывается…
– Тепериче кончено! – говорит басистый мужик мрачно.
– Теперича ау, брат! – подхватывает первый. И странное дело: он опять оглядывает всех сияющими глазами, а в его голосе слышится та же радость… – Теперича нет нам ходу… И на первую приступочку не пустют.
Странник закрывает книгу и несколько секунд смотрит на говорящего упорным взглядом. Но мужик встречает этот взгляд с тем же радостным и доверчивым благодушием.
– Вы так… полагаете? – спрашивает проповедник.
– Полагаем, – отвечает спрошенный. – Сам посуди, милый человек… До коих же пор терпеть на нас?..
– Вы так полагаете? – опять говорит проповедник с натиском, и в голосе его звучит что-то, вызывающее на лице спрошенного признаки беспокойства…
– То есть полагаете предел долготерпению Всевышнего. А известно ли вам, братие, что есть православная кафолическая церковь…
Он перевертывает несколько страниц и начинает читать о духовном могуществе православной церкви. Лица слушателей темнеют. Проповедник останавливается и говорит:
– Православная кафолическая церковь… Не она ли сия спасительная лествица?.. Кто прибегает к ней – не может отчаяться. А вот… ежели…
На несколько секунд водворяется напряженное молчание. Странник стоит против кучки мужиков, и чувствуется, что он держит в своих руках их настроение. Еще недавно они радостно следовали за ним, и не трудно было предвидеть последствия проповеди: люди старой веры готовы были пригласить к себе монастырского изгнанника. Теперь они смущены и не знают, что думать…
– А вот ежели, – продолжал странник, отчеканивая слова, – кто отвержеся единой матери церкви… кто полагает спастись в подпольях, с крысами… кто уповает на стриженые гуменца…
Басистый мужик резко повернулся и пошел прочь… Его благодушный сотоварищ оглянулся с видом разочарованности и недоумения и кинул тоном полувопроса:
– Оканфузил?.. Ишь ты… Ай-ай-ай…
И последовал за другими. Раскольники угрюмо направились к воротам. Странник остался один. Его фигура резко выделялась на фоне колокольни, и в выцветших, когда-то синих глазах стояло странное выражение. По-видимому, он думал своей проповедью обеспечить себе ночлег, в котором ему отказали монахи. Почему же он вдруг изменил тон?..
Теперь во дворе нас было только трое: странник, я и молодой парень под калашным навесом. Странник кинул быстрый взгляд в мою сторону, но тотчас отвернулся и подошел к калашнику. Лицо молодого