благо дом попа был рядом. Вошел с черного крыльца, через кухню, и сказал кухарке:
– Доложите тятеньке: Елизар, мол, пришел; присылал он за мной!
Кухарка вышла из кухни и через минуту вернулась:
– В горницу зовет!
Елизар удивился: редко кого из бедняков допускал тятенька в горницу, кроме уважаемых и солидных людей.
Он вошел в маленькую, тесную прихожую и сдержанно крякнул. В дверях появилась приземистая фигура тятеньки в лиловом полукафтанье, препоясанная широким поясом, расшитым разноцветными гарусными шерстями.
Из боковой комнаты выглянуло сморщенное лицо протопопицы и скрылось.
– Елизар?
– Так точно, тятенька.
– Ну, входи!
Елизар подошел под благословение и поцеловал волосатую руку тятеньки. Потом стал у дверей.
Тятенька некоторое время ходил по горнице, чисто прибранной, с мягкой старинной мебелью, с резными ножками и спинками. Опытным взглядом мастер определил ее достоинства: еще крепостных мастеров работа. Под окном в клетке висела желтая канарейка. Пахло кипарисом. Тятенька не пригласил его сесть.
Протопоп остановился среди комнаты, сурово взглянул на прихожанина, закинув руки за спину и постукивая каблуками.
– Давно воротился в село?
– Недавно, тятенька.
– На постройке работаешь?
– Так точно.
– Знаю, что ты мастер на все руки… помню тебя… Да, да… ну, что ж! воротился – это хорошо! Я сам велел дать тебе работу по иконостасу… должен ты это ценить?
– Премного благодарен, тятенька, все мы здесь под вашей рукой…
– Вот только в церкви редко и прежде тебя видел и теперь не вижу… за это не похвалю… Православный?
– Не старовер же!.. А в церковь ходить не всегда бывает время! Зачем присылали-то?
Тятенька нахмурился. Не понравился ему свободно державшийся прихожанин.
– Вот что: плохо детей воспитываешь, сегодня сам я застал твоего младшего сына за похищением церковного имущества. Церковное дерево украл и хотел домой унести. Конечно – ребенок, его не виню, но весь ответ падает на тебя: ты послал ребенка воровать? и у кого? у церкви!
Елизар вздрогнул и выпрямился.
Тятенька повысил голос, глаза сверкали из-под сдвинутых седых бровей…
– Чем это пахнет? Что полагается за кражу церковного имущества? Стоит мне захотеть – и завтра же будешь опять в тюрьме! Ведь ты знаешь, – тут протопоп ткнул себя перстом в грудь, – я здесь начальник, больше никто! Что захочу – то и сделаю над тобой!
С каждым словом протопопа Елизар бледнел все больше. При словах «я здесь начальник» в груди его вспыхнула старая вражда: слишком много вытерпел он обид от начальников. Вспомнил скитания по заводам и фабрикам: везде были начальники, грозившие тюрьмой. И вот теперь, едва он пытается начать жизнь и работу без начальников, является новый властитель над его жизнью и смертью – поп-самодур, давно ненавидящий его, быть может, только за то, что не видел у него надлежащего унижения… Елизар затрепетал: он знал, что значит