Так что помоги своим любовникам, – пиши.
Послушно пишу и разворачиваю листок бумаги в его сторону, где написала свои инициалы, как он и просил.
Он смотрит на листок и глаза его наливаются яростью:
– Ты чего, блядь, дурой прикидываешься? Я же тебе сказал, что для них лучше, чтобы нашёл их я. Хотя бы в живых останутся. Где они? – чётко проговаривает каждую букву, мне на ухо.
Я не реагирую…
Я просто не знаю, что мне делать. И до конца не верю, что всё, о чём он тут орёт – правда.
И я не знаю где они. Пусть хоть оборётся сейчас.
Он опять втыкается в фотографию и ухмыляется:
– Знаешь, что с такими красавчиками на зоне делают?
Вспоминаю Матвея и с трудом сдерживаю дрожь.
Вместе с его образом, в мозг неожиданно прорывается неприятный женский голос и её слова: – обломись, обломись, обломись…
И я начинаю биться в истерике, громко подвывая:
– Он меня бросил. Бросил несколько месяцев назад. Нашёл другую, – слёзы потоком хлынули из моих глаз.
Нервно копаюсь в сумке, громко шмыгая носом, в поисках салфетки – не нахожу.
Вываливаю содержимое прямо ему на стол.
Он останавливается в нерешительности.
Суёт мне в руки стакан с водой:
– Пей, – и вытаскивает из кучи, которую я у него организовала, салфетки.
Протягивает их мне и садится.
– Когда?
– Что когда? – громко высмаркиваюсь и начинаю ещё и икать…
– Бросил когда он тебя?
Судорожно вспоминаю, когда Матвей мне последний раз менял телефон – около двух месяцев назад. Если бы Миша тогда не отправил свою Настеньку домой, я бы не придала этому значения. Матвей часто менял мне телефоны. Я перестала обращать на это внимание. Но тогда я немного насторожилась. Тем более, что они стали закрываться допоздна и что-то обсуждать.
Боже! Неужели всё, что он говорит – правда?
– Не помню точно, – отрешённо отвечаю я, всё ещё всхлипывая. – Около двух месяцев назад примерно.
Он как будто выдохся. Сидит в кресле и смотрит в окно.
– Кофе будешь? – неожиданно спокойно и чуть устало спрашивает, опять развернувшись ко мне.
Киваю на его вопрос.
Встаёт и включает чайник.
– Я не пью растворимый, – чуть усмехается, но реагирует спокойно.
Звонит кому-то.
Может тактику поменял?
Мне Миша иногда разную фигню такую рассказывал. Про техники допроса тоже рассказывал. Даже сложную технику Рейда мы с ним разбирали. Зачем? – никогда не понимала. Но разговаривать с ним было всегда интересно.
А вот зачем… – понимаю, наконец.
Нам приносят две чашки сваренного кофе, и я начинаю громко размешивать сахар, затягивая время. Терпеть не могу этот стук ложечки о чашку, но сейчас делаю это намеренно.
– Куришь? – вдруг спрашивает он.
И я опять киваю.
Кладёт пачку «Винстона» на стол:
– Могу у девчонок стрельнуть, – смотрит на меня пристально.
Мне всё равно.
Беру вонючую сигарету из пачки.
Матвей