и знать ня знаю.
– С каким делом шли? К кому?
– Так ета нам неизвестно, вы яво спроситя. Чаво со мной-та, я человек маленький…
– И с него спросим, – зловеще сказал Сибирцев. – И с тебя три шкуры спустим. Это я вам обоим обещаю. Вот из-за таких, как твой Степак, все наше благородное дело рушится, это за ваши зверства нас мужики ненавидят. Ох, не завидую я вам, когда придет полковник, нет, не завидую. Он и не таким языки развязывал.
Страх наливался в глаза Ивана Зеленова. Оттого, что никак не мог он взять в голову, к кому попали они – к чекистам или к своим, но каким-то странным: бьют, пугают, стращают, чего-то требуют, а чего – непонятно. И главное – за что?
– Кто вас послал? Ну, вспоминай!
Решил Зеленов, что лучше говорить правду. Уж больно ретивый да сердитый оказался их благородие. Ишь как Степака-то разделал, тот, бедняга, враз скукожился, и не хрюкнул даже. Кровавой соплей умылся. Нет, лучше правду. Тем более, что когда посылал гонцов ихнее благородие господин капитан Черкашин, тоже предупреждал, чтоб хозяину шибко не перечить. А кто он и как зовут – не сказал. Сказал только, что его приказ закон. А он, вишь ты, полковник, оказывается. И ежели у господина полковника такие вот на подмоге, то каков же сам-то!.. А велел господин Черкашин сказать, чтоб хозяин то оружие, что у него хранится, быстро, и к завтрему, перевез в Зимовский лес, там его ждать будут, а где, он знает сам.
– Еще что?
– Ета Степаку сказать велели вашему хозяину. Чаво – ня знаю.
– Ладно. Подождем, когда сам вернется.
Тупик. Дальше все будет зависеть только от Званицкого. Немного сказано, но и это важно. Где он, Зимовский лес, местные наверняка знают. Ну вот, будет им работенка. А теперь с этими.
Не давая возможности гостю опомниться и прийти в себя, Сибирцев распорядился быстро. С кухни вызвал перепуганного деда, поправил в его руках винтовку и сказал:
– Так держи, Егор Федосеевич, – при этом он грозно передернул затвор. – Ежели шевельнется, сразу стреляй. Я сейчас.
Он отодвинул в сенях бочку, убрал половик, выдернул доски и спустил в подвал Степака. Потом загнал туда же Зеленова.
– Смирно сидеть. Голос услышу – убью!
После этого закрыл лаз и сверху на доски накатил бочку. Все, не выберутся.
Дед по-прежнему держал винтовку наперевес, испуганно отстраняясь от нее всем телом.
– Давай сюда. Кончено. Отдыхай. И гляди мне, никому о гостях ни-ни. Понял?
Егор Федосеевич затряс бороденкой.
– Смотри-ка, день уже скоро… – Сибирцев покачал головой и взялся за мешки.
10
После полудня появился наконец хозяин. Был он сумрачен сверх меры, даже сильно растерян, будто от свалившейся на голову чрезвычайно неприятной неожиданности. Еле кивнул в ответ на приветствие Сибирцева, тут же, не сдержавшись, грубо отшвырнул табуретку, подвернувшуюся под ноги. Что-то, понял Сибирцев, крепко его расстроило, рассердило, если не сказать большего. Но не стал спрашивать. Продолжал по-прежнему сидеть на торце лавки,