видеть. Что, сами развязались? Ну вот, какие молодцы…
За полдня, проведенные в подвале, пленники совсем потеряли вид: никакой наглости – только серый животный страх. На рыжего Степака было неприятно смотреть: его лицо представляло сплошную сине-бордовую маску. Сибирцев увидел, как передернуло полковника.
– Что это, господи, уж не ваша ли работа, Михаил Александрович?
– Моя, – равнодушно ответил Сибирцев. – Помню, господин полковник, было дело у нас в Харбине. Мы с известным вам поручиком Гривицким поехали в Гродеково к атаману Калмыкову, инспектировать у него новое соединение полковника Маковкина. Да, доложу я вам… Но это особый разговор, конечно. А в двух словах ежели, то показали мне там одного пожилого хунхуза. У Маковкина вообще весь полк, так называемый его «туземный отряд», был наполовину набран из хунхузов, то есть представлял совершенно невероятный сброд. Так вот, тот хунхуз оказался великим специалистом по этой самой части. Один удар ладони, к примеру, – вот так, – Сибирцев поднес плоскую ладонь к лицу Степака, и тот в ужасе отпрянул, прикрыв локтем синюю физиономию, – и человек мгновенно теряет сознание. Он нас с поручиком потом нескольким специальным приемам обучил. В дальнейшем не раз выручало. Вот, кстати, с помощью одного из них я и бывшего хозяина нашего Степака – Митеньку Безобразова уложил. Мелочи только одной не учел и, как видите… Да вы ж сами, господин полковник, памятку его видели, ту рану, что столь сердобольно и искренне старались облегчить мне… – И не делая передышки, не давая Званицкому опомниться, сразу сменил тему: – О капитане Черкашине я вам уже докладывал. Но, как я понял из сообщения Ивана Зеленова, что-то для вас имеется и у Степака. Личное. Прикажете мне присутствовать или сами допросите?
Сибирцев взглянул в растерянные глаза Званицкого и вдруг щелкнул каблуками:
– Слушаюсь, господин полковник, понял вас. Степак, марш в комнату. Зеленов, за мной. Если разрешите, господин полковник, мы пока на дворе потолкуем.
Сибирцев не беспокоился за полковника. Впору было беспокоиться за Степака.
11
Дед Егор Федосеевич над чем-то старательно трудился возле открытых настежь дверей сарая, что-то подстругивая, приколачивал. Словом, ему нашлось дело.
Сибирцев вывел Зеленова, показал на одну колоду, под стенкой сарая, тот сел, сам устроился на другой.
– Егор Федосеевич, сделай, брат, милость, принеси кружку воды, а то, гляжу, наш пленник Богу душу от страха отдаст.
Дед скоро принес от колодца воды, и Зеленов с животной жадностью единым духом осушил литровую кружку.
– Ну, – строго начал Сибирцев, – тебе Степак, поди, все про меня рассказал? Отвечай быстро, говорил?
– Говорил, – безнадежным голосом ответил Зеленов и понурился.
– Чего говорил, ну?
– Про комиссара.
– Ага, – удовлетворенно заметил Сибирцев. – Это хорошо, что он все запомнил. А теперь ты меня слушай. Хочешь жизнь свою спасти?
Зеленов