какие-то вертикальные планировки, во втором было весело. Там вообще мало чего делалось полезного. Зато мы все время готовили какие-то капустники, вечером играли в волейбол в спортзале, днем шатались из отдела в отдел, чтобы поболтать, выпить стакан вина, купленного в местном буфете, обменяться номерами журналов «Новый мир» или «Иностранная литература», или просто отправиться в ближайший парк гулять, а то и устроить там же пикничок. Время застоя было временем бездумного веселья и выпивки. Где-то на полпути от проектной организации к научному институту, я познакомилась с моим будущим мужем. Он оказался биологом, увлеченным своей работой на какой-то биостанции, вдобавок нагруженный чтением лекций в Тимирязевке и по линии Общества знаний. Семейной жизнью со всеми ее ритуалами мы не слишком себя обременяли, даже когда у нас появилась дочь. У каждого из нас были свои несовпадающие интересы и увлечения, свой круг коллег и приятелей, куда вторая «половинка» не приглашалась. Но мы не обижались, признавая статус-кво друг друга.
С Олегом я больше не виделась, мы не созванивались, я ничего не знала о его жизни и никогда не спрашивала о нем даже у институтских общих знакомых. Но его бардовские вирши каким-то образом разошлись в народ. Их пели на сборах «каэспешников», туристы в лесу у костра и лыжники в избах у печек; пели, не зная имени автора, ни настоящего, ни придуманного.
А вот ленинградский поэт прошел ссылки и выселки и стал очень знаменитым еще при жизни.
…Свою историю не всю сразу, постепенно и не в хронологическом порядке, я рассказала девушке Кристине, которая стала часто приезжать ко мне на дачу с ночевкой. Если она заставала меня за работой, то тихо усаживалась на диване с планшетом на коленях. Время от времени она сообщала мне какую-нибудь новость из Интернета, а потом снова умолкала, не ожидая от меня пространных комментариев или эмоциональной реакции. Молчание не тяготило ни меня, ни ее, и это было определенным признаком душевной близости. К вечеру после ужина мы сдвигали кресла ближе к печке, и начинался долгий, иногда до рассвета, разговор.
Кристина любила и умела слушать, и я разговорилась. Со своей взрослой дочерью я давно не виделась: он жила в Германии, но и до того, к сожалению, у нас не было особо доверительных отношений. Так сложилось.
Темы для обсуждения, споров и размышлений у нас с Кристиной были самые разные. Как-то она вернулась к теме о призвании и предназначении.
– Ваш друг, Елена Алексеевна, как я поняла, разделял эти понятия. А мне кажется, что, если следовать своему призванию, совершенствовать навыки, сделать что-нибудь крутое, обозначится и предназначение.
– Нет, девочка, – возразила я. – Мне, например, с детства было понятно призвание, в конце концов, я последовала ему, а вот предназначение… По-моему, оно остается загадкой.
– Да, возможно сия тайна есть, да еще за семью печатями, – проговорила Кристина преувеличенно пафосно, подняв руки вверх, едва сдерживая смех. – А вы допускаете, что предназначений может быть несколько? Возможно, Елена Алексеевна, одно из ваших состояло в том, чтобы подарить свое шелковое платье девчонке