смесь, разбрасывать нельзя, укладывать и укатывать тем более. Водитель стоял, улыбался, заигрывал с девушками-укладчицами, совал листок с нарядом мне под нос и просил подписать отказ от принятия груза. В бумажке было написано время отправки груза, и получалось, что асфальт не мог остыть за двадцать минут пути. Получалось, что это завод загрузил уже холодную смесь, негодную к употреблению. Второй самосвал, подъехавший еще через час, тоже привез остывшую смесь. Зато шофер этой, как и первой машины, был веселый и хороший парень, который успел пошутить с девчонками, пригласить их в клуб при заводе и умчался, ничуть не расстроившись, что у него не приняли груз. Довольные вниманием веселых молодых ребят, девчонки долго махали им вслед, потом разбрелись по лесу в поисках поздних ягод и грибов. Моторист Эдуард взобрался на свой каток и сидел там со скучающим и важным видом. Мы с дядей Гришей (кстати, всего-то лет сорока пяти, но, когда тебе едва за двадцать, такие кажутся старыми, как трухлявое дерево) оставались на дороге, он с лопатой в руке, я со своими двумя книжечками и холщовой сумкой через плечо. Мы стояли и напряженно вглядывались вдаль, как будто ожидали не машину с асфальтом, а подвоз боеприпасов для атаки по взятию безымянной высоты. Вроде и время было для рисования, но вытащить альбом и запечатлеть застывшую фигуру бригадира или восседающего на катке Эдуарда казалось мне бестактным – теткино воспитание.
Через час приехала, наконец, еще одна машина, но опять с холодным асфальтом. И так повторялось в тот день несколько раз. К вечеру, когда ни одного метра дороги не было уложено, дядя Гриша погнал меня на завод выяснить причину такой ситуации. Я направилась в сторону основной трассы, от которой отходил наш подъездной путь к санаторию, чтобы там поймать попутку. Мне это быстро удалось: на мой взмах руки остановилась цистерна с надписью «молоко». Я забралась в кабину, и мы двинулись. Я смотрела в окошко и вдруг увидела на обочинах кучи сваленного асфальта, застывшего надолго в самых причудливых формах.
На заводе мне объяснили, что у них печи плохо работают, но завтра все будет нормально. Я напомнила им о важности объекта и, разгорячившись, не в пример их холодному асфальту, неожиданно для самой себя пригрозила написать докладную на завод и лично на них о срывах намеченных сроков окончания строительства важного государственного объекта. Я ехала обратно очень гордая собой, припоминая, как вытянулись с перепугу лица главного инженера и технолога.
А на завтра заводчики отомстили: машины ехали одна за другой. Мы не успевали разгружать их, не говоря уж об укладке. Выстроилась целая очередь самосвалов, но шоферы опять были веселые и добрые. Асфальт остывал, а я подписывала один листок за другим, удостоверяя соответствие температуры установленным нормативам. Вслед за этим я писала объяснительные записки о вынужденном отказе принять груз по причине малого количества рабочих рук.
К вечеру примчался старший прораб нашего СМУ Давид Иосифович, или Давыдка, как его прозвали девушки-мордовки. Он на