несовершеннолетний лес.
Под жилами и хлорофиллом листьев
мы говорили о цветах и рыбах,
о ящерицах – о вееропалых
гекконах —
вот живут же —
прилипают
и к потолку,
и к зеркалу,
и к шкафу.
А нам к сиим предметам не прилипнуть.
Палатка.
Одеяло.
Фляга.
Спиннинг.
Наш лагерь.
Наше логово.
Наш дом.
Мы ищем тот проклятый «чертов палец»,
тот белемнит,
обломок добрых прошлых
взаимоотношений…
Не найти.
Мы бродим,
пожираем плотоядно
щетинистых и худосочных щук,
закрюченных на мой могучий спиннинг
захватнический.
В перебранках грома
мы наблюдаем фотовспышки молний
и чертим планы линиями ливней…
И тихо улыбаемся, как рыбы,
своим воображаемым цветам.
Рыбы и змеи
1. «Речная дельта…»
Речная дельта,
как зимняя береза,
бороздила мерзлый грунт корнями.
Морской окунь плыл к дельте,
подпрыгивая, окунаясь в пригорки волн.
Речной окунь
тоже плыл к дельте,
шевеля плавниками – красными
парусами.
– Здорово, старик! —
закричал речной окунь
и хлопнул морского окуня
хвостом по плечу.
– Чего молчишь? —
закричал речной окунь. —
Зазнался, старик?
Ведь и ты и я рыбы.
И ты и я пьем воду.
– Правильно, —
сказал морской окунь. —
– И ты и я рыбы.
Только ты пьешь воду,
а я пью океан.
2. «За столом сидели змеи…»
За столом сидели змеи.
Чешуя, что черепица.
Злоязычная семейка
занималась чаепитьем.
И беседовали с жаром
змеи:
(о, змеиный жар!)
кто кого когда ужалил,
кто кого когда сожрал.
За веселым чаепитьем
время голубое смерклось.
Застучала черепицей
миловидная семейка.
Обнялся клубочек милый
спать на дереве сторогом.
Дурень-кролик ходит мимо
змей.
А надо бы —
сторонкой.
3. «За городом…»
За городом,
за индустрией – курганы.
Торгуются с ветром древа – пирамиды.
Там сучья стучат боевыми курками,
прожилки мильонами ливней промыты.
Там чавкают – да! – кабаны каблуками.
Там что ни цветок —
больше скверовой клумбы.
Там змеи – там змеи повисли
клубками.
Змеиные блоки.
Змеиные клубы.
Сползаются змеи, скользя и лукавя,
они прободают любые пласты!
Клубками, клубками,
клубками,
клубками
диктаторы