вошли! К Кремлю идут!
– А ты что ж? – проговорил Карп Лукич. – Аль не знал, что седмь бояр с Желтовским договорились? На Москву ляхов впустить, а от нас к королю Жигмунту великое посольство снарядить с князем Голицыным и с митрополитом Филаретом за королевичем Владиславом. Михайла стоял, как оглушенный. А ему про то никто и не сказал.
– Продали, стало быть, Русь, сволочи! – пробормотал Михайла.
– Правильно Михайла говорит! – крикнул тонким голосом Патрикей Назарыч, стукнув кулаком по столу. И мы тоже, посадские, сидели у своих лавок да глазами моргали. Вот и досиделись.
– А что ж нам-то тут? Ведь они как черный народ улещали: говорили, что поляки Москву от калужского вора ослобонят, а сами пальцем никого не тронут, за гроши все покупать будут, черному народу легче станет. Салтыков да Андронов с коих пор народ мутят. Гермоген-патриарх Андронова с собора выгнал. Да они на патриарха-то не больно глядят.
– Пропадать, стало быть, – проговорил Патрикей Назарыч, махнув рукой и опять опуская голову на руку.
– Зачем пропадать? – веско проговорил Карп Лукич. – Чай, Москва хоть и стольный город, а все же не вся Русь. Мы тут с голыми руками что поделать можем? Стрельцов бояре коих вывели, а коих при себе держат. А по городам, чай, русские люди сидят. Аль они потерпят тому, чтоб на Москве ляхи пановали? Дай срок. Поглядим малое время, а там почнем гонцов во все концы слать, чтоб ратных людей поболе сюда посылали.
– Да ведь в разор разорили всю русскую землю. Ратным людям пить-есть надобно, – проговорил Патрикей Назарыч.
– А мы на что? – перебил его Карп Лукич. Чай, нам под ляхами тож пропадать. До горла дойдет, кубышки-то повыкопаем.
Михайла слушал, и смутная надежда начинала шеветься в нем. «Только чего ж еще глядеть-то? – думал он. – Враз бы и скакать по городам, скликать православный народ». Но вдруг ему вспомнилось, как он, не слушая Иван Исаича, из Тулы поскакал ночью с мужиками да с казаками и что с того вышло. И как он потом каялся и слово себе дал, не спросись броду, вперед не соваться.
Он отошел в угол и сел на скамью. А посадские стали говорить промеж себя, как им дале быть. То еще малое дело, что с боярского изволу ляхи в Москву вошли. Бояре станут говорить, что то лишь на время покуда вора калужского разобьют, а Владислав нашу веру примет. А там у них уговор, что в тот же час все поляки выйдут с Москвы и из-под стен московских и уйдут к себе за рубеж. И нашему великому посольству на том крест целовали и король Жигмунт, и королевич. Владислав на Москву придет уж как православный русский царь, и от ляхов своих отгородится.
– Не бывать тому! – крикнул Патрикей Назарыч. – Не таковские ляхи, чтоб добром отсюда убрались.
– А вот поглядим, – опять прервал его Карп Лукич. – Долго ждали, немного-то подождем. По крайности, будет с чем гонцов посылать.
IX
Это было двадцать первого сентября 1610 года.
С той поры началось тяжкое время для Москвы. Поначалу-то ляхи маленько сдерживали себя. Михайла ходил каждый день по Москве, видал, что и вправду они