всё. Удачи вам.
После этого все разошлись по своим направлениям, а мы с Майком и Бобом зашагали по тропинке через густой лес и покрывшиеся инеем поля. По мере того как поднималось солнце, высокая трава начала оттаивать, и у меня до колена промокли брюки. Утренний воздух был холодным, но мы шли быстро, и я не замерз.
Я шагал вперед, заставляя себя не думать про Харпер.
Каждый час мы останавливались, чтобы включить мобильные телефоны и сделать фотографии, но нам так и не удалось поймать сигнал или снять что-нибудь существенное. Все было, как рассказывал Майк: холмы, поля и лес, тянувшийся, казалось, до бесконечности. Мы смотрели по сторонам и вперед – и просто так, и в бинокль, который Боб вчера нашел в чьей-то ручной клади. Хотя бинокль нам почти не помогал.
Наконец мы добрались до гряды, с которой Майк сделал фотографию, и увидели восьмиугольное сооружение из стекла. Мне показалось, что оно находилось в десяти милях от того места, где мы стояли, и, как выяснилось позже, я не ошибся. Мы не стали останавливаться, чтобы перекусить, и пошли прямо к нему. Следовало отдать должное Уорду: он не отставал, хотя дышал заметно тяжелее, чем мы с Майком, и выглядел совершенно измученным. У меня возникло ощущение, будто с каждым часом Боб старел все больше, но, думаю, этот человек ни за что на свете не согласился бы пропустить такое приключение.
Примерно на полпути до странного здания, во время одной из остановок, которые мы делали каждый час, я посмотрел в бинокль по сторонам и кое-что заметил: каменный фермерский дом к югу и, возможно, еще один милях в десяти от него. Я постарался запомнить их местоположение, решив, что, если восьмиугольное строение окажется пустышкой, мы пойдем к дому. Несколько минут я рассматривал его, пытаясь отыскать там признаки жизни, но мне не удалось уловить даже намека на движение. Дом показался мне заброшенным.
Мы добрались до стеклянного сооружения, когда уже перевалило за полдень, и позже, чем я планировал. Вблизи оно оказалось значительно больше, чем когда мы смотрели на него с гряды: по меньшей мере пятьдесят футов в высоту и примерно триста в ширину. Стены были сделаны из матового стекла бело-голубого оттенка, все остальное, как мне показалось, из алюминия.
Ни к нему, ни от него не вело ни тропинки, ни проселочной или асфальтовой дороги, что выглядело очень странным.
Мы обошли диковинное сооружение по периметру, пытаясь отыскать дверь, и примерно на полпути я услышал, как щелкнули запоры. В следующее мгновение вверх поднялась панель, и в то, что мы увидели по другую сторону матового стекла, просто невозможно было поверить.
Мы замерли на месте, широко раскрыв от изумления глаза.
Я знал это место, я был здесь всего один раз в жизни, но тот день остался в моей памяти как одно из самых ярких воспоминаний детства.
Мне тогда было восемь, и всю неделю до того, как я сюда отправился, я считал дни и часы до этого мгновения. Меня приводило в возбуждение не само это место, а то, что я ехал туда с отцом. Тогда он был послом США в Соединенном