но долгая ходьба и плавание – нет. Я вставала обычно в шесть утра, вместе с родителями. Их будничные сборы на работу успокаивали меня. Вместе с ними я выходила из квартиры.
Прогулка моя тогда занимала и три, и пять часов без остановки. Я обходила весь город быстрым шагом, только бы не оставаться наедине со своими мыслями. Наушники в тот период я не снимала. Музыка заглушала все «а если» в голове и любые воспоминания о Сергее Андреевиче. Утром я включала что-то динамичное, чтобы быстро идти, а ночью слушала классику. Спать с наушниками было не очень удобно, но я приноровилась.
Родители говорили мне больше гулять с друзьями, общаться с Леной. И я пыталась. Но первое время общение с друзьями только напоминало о том, какие они счастливые: они не прислушивались к себе каждую секунду, им не нужно было бояться, что в любое мгновение их скрутит боль. И если все же я гнала зависть, то отвлечься даже на секунду от ощущений в теле не могла и из-за этого пропускала мимо ушей все, что говорили друзья. Вечные попытки делать вид, что внешний мир интересует меня, стали раздражать, поэтому я начала избегать общения.
Но Лена не сдавалась. Раньше она прибегала ко мне каждый день в больницу, а теперь постоянно звала на прогулку или вылазку с нашими мальчиками, чтобы я отвлеклась, при этом все мои отказы сносила терпеливо и раз за разом пробовала снова. Может быть, ей и удалось бы вытянуть меня из хандры, но Ленин отец был военным, и в конце августа выяснилось, что его переводят на новое место службы. Семья уезжала, конечно, вместе с ним. Погруженная в себя, я не ощутила сильного огорчения из-за переезда близкой подруги. Даже обрадовалась, что наконец никто не будет дергать меня и доставать из моей раковины.
К началу осени мой страх снова оказаться на операционном столе, не подкрепленный никакой реальностью, стал ослабевать, но все еще не отпускал меня до конца. И хотя ко мне постепенно стали возвращаться интерес к жизни и аппетит, сон улучшился и перестал быть беспокойным, я все еще жила вполноги. Старалась быть потише и поневидимее. Мне почему-то казалось, что так беды, которые могут случиться со мной, потеряют меня из виду и пролетят мимо.
Поскольку после девятого класса и экзаменов нас распределяли по профилям, новый учебный год начался для меня с новыми людьми. Я никогда особенно близко не общалась с ребятами из параллели, поэтому мало кого знала. Но раньше меня это не волновало, ведь мы с Леной обе собирались на физмат, но теперь, когда она уехала, собственное одиночество окрасилось в новые цвета.
Первого сентября я вошла в класс, ни на кого не глядя, и быстро села за первую попавшуюся свободную парту. Галдеж в кабинете раздражал меня тем, что мешал чутко отслеживать ощущения в теле. Вдруг в класс с шумом и смехом ввалились два парня. Я знала их. Петя и Марк. На любой вечеринке в центре вихря впечатлений всегда стояли они. Петя мне нравился больше. Он был спокойнее Марка, носил рубашки, брюки и выглядел поинтеллигентнее. Марк же постоянно был то с пирсингом в носу, то в рваных джинсах, то весь мятый. От него исходила энергия человека, который