факелы
ростральные,
И невская волна затопит
память мне.
Пусть Стрелки не видать,
и пусть – не венчаны.
Ведь, это Божья благодать —
такая женщина!..
Чёрный ворон
Друзья, не позвонив, уходят.
Вся жизнь, как русская
рулетка.
Судьба курок бесстрастно
взводит
И бьёт навскидку – кучно,
метко.
От этих выстрелов двоится
сознание.
Двойным дуплетом,
по-македонски,
бьёт по лицам —
свинцом и славой, мглой
и светом.
Поэт. Как ткань его ранима…
Толпа уж – эшафот сбивает.
Палач-Судьба неумолимо
в костре утрат сердца сжигает.
Ну, всё – абзац и многоточье.
Нельзя рвать душу бесконечно.
Мелькают всуе дни и ночи,
А память – девственна
и вечна.
Цыганка-жизнь дорогу прочит.
Октябрь связи рвёт. Так
близко…
А чёрный ворон клюв свой
точит
О чёрный крест у обелиска.
А в тигле сатаны страна
Ведь ты малышкою была.
Но вот как время обернулось!
Семнадцать лет… Бои, дела.
А ты болела и росла.
И мир твой рос, и время
гнулось
под лёгкой девичьей стопой.
А на висках отцовских – иней
иль серебро, и в том беда,
что от банальных песнопений,
от молодости, праздной
лени – не остаётся и следа.
Большие знания влекут,
увы, – великие печали…
И я когда-то торопился
любить.
И дев ласкал не раз,
не зная сна в полночный час.
Но девы утром ускользали.
Соперников не мог томить,
вверял им дев, умерив прыть,
и шёл вперёд. Мелькали дали.
Те девы, веси, города —
за горизонтом исчезали,
не возвращаясь никогда…
Ты в мир стремительно вошла
походкой дерзкою и властной.
Отец… Смогу ль ещё помочь?!
Закат алел призывно, страстно.
И убегала с милым дочь
в свой мир, опеке
неподвластный,
где молодость с кольцом
в пупке
и пирсингом на языке.
И где язык неприхотливый,
изломанный и похотливый,
отринув века «серебро»,
металла грубого стило
занёс над музыкой крикливо…
Язык Ахматовой, Есенина.
Им Богу молится Россия!..
Гармонию к чертям отринув,
полублатная правит «феня»,
наколотая героином.
А деву юную смешит —
о прошлом плачущий пиит.
Она торопится любить,
не хочет без ошибок жить.
Отбросив старых истин хлам,
Новейшим молится «богам»…
И, новые плодя печали
и истин