холодная сталь.
Чёрные тени. Ответы суровые,
Что умножают печаль…
Камо грядеши?
Времена, времена-то какие —
Каждый день полыхает Россия!
Нас пожары кольцом охватили.
Вы простите, как мы вас
простили…
Вера чахнет. Власть молится
чёрту.
Рвутся шахты, составы, аорты.
Шарлатаны пролазят
в «мессии».
«Чудеса» дарят нам
грабовые…
– Я Фома, не поверю без чуда!
– Хочешь Чуда?! – явился Иуда
С легионом заморских солдат.
И умыл свои руки Пилат.
Каждый день полыхает окрест.
Каждый день за Россию —
на крест.
Душит смрад. Кровь.
Обуглены нервы.
– Камо грядеши?!
– Век двадцать первый…
Путь Иуды
Утра печаль. Письменный
стол.
Тайной палим девственный
лист.
А за окном – русский простор,
Где боль, да хмарь, да дикий
свист…
Там царят – топор да кистень.
Правда и закон не в чести.
Горе, смерть, нужда – каждый
день.
Но крест тяжкий надо нести.
По безлюдным гулким
местам —
Шайки бродяг да волчий вой.
Бога вчера сняли с креста.
Казначей увлёк за собой…
Ноги разбиты, разум угас,
Гнёт пустыня. Камни да зной.
Хоть глоток бы правды сейчас,
Хоть щепоть бы Веры святой!
Утра печаль сердце томит.
На осине взгляд мой застыл…
Тело в петле чьё-то висит.
– Кто ты? Зачем?! Верил?
Любил?
Руки умыл скорбный Пилат.
Тридцать монет…
– Отче, ликуй!..
– Ты ль, Иуда, друг мой
и брат,
Что подарил мне поцелуй?!
Яблочный Спас
Яблочный Спас. Именины
Марины.
Чуть не полгода ещё
до «Татьяны».
Ох, подкузьмила с ногой мне
малина!
Лютой той ягодой болен
и пьян я.
Год пролетел. Упорхнула
Марина.
Я полюбил, а она —
не любила.
Бродит, быть может, по улицам
Рима —
Ветрена, страстна, чиста,
легкокрыла!
Нет, не терял головы
от Марины.
И не дарил ни цветов, ни
сонетов.
Только блуждал с ней в лесах
за малиной
И целовал до туманных
рассветов.
Яблочный Спас промелькнёт
без Марины.
Через полгода забуду
с Татьяной —
Вырубки, август и море
малины,
Где от любви был отчаянно
пьяным…
Но ещё свежи желанной губы
Яблочно-брусничная пора.
Тишина