Оленем, в те редкие дни, когда тот посещал их дом. Действительно, эту дверь я и упустил, но вот только, удастся ли мне попасть в нее так же просто, как в подземный коридор? Я сел за кухонный стол и обнял себя за плечи, гуляя взглядом по всем углам в поисках каких-нибудь щелей и отверстий, из которых за мной можно было вести наблюдение. Иногда правда лучше не знать некоторых вещей. И видимо, старик придерживался того же мнения, раз так тщательно маскировал свои подземные пути, и все же мне удалось туда проникнуть. Настолько ли тщательно он их маскировал? Что могло бы случиться, если бы я всего этого не узнал? Что-нибудь… необратимое? Вдруг оно уже происходит, только я об этом не знаю? В голове вспышками появлялись слова моего соседа о том, что он присматривался ко мне, наблюдал за мной издалека, и что я сразу ему понравился. Эти мысли заставляли мое сердце биться чаще. Наконец прогнав их от себя, я решил вернуться к утренней почте, дабы хоть чем-то занять свой разум. В такие моменты мне помогал лишь джаз, физическая работа, и на удивление, разговоры с людьми – одним словом, то, что качественно забивает мозги и не требует излишней мыслительной деятельности. И все-таки, плохо, что жены не было дома. Так бы я хоть немного отвлекся от происходящего.
Я вновь поставил пластинку крутиться, заранее зная, что не буду прислушиваться к музыке. Это было нужно скорее для заполнения тишины. Первый конверт был вполне обыкновенный, настолько белый, что почти голубоватый. В правом нижнем углу на нем значилась темно-синяя бледная печать, поставленная достаточно криво, отчего мелкие буквы вокруг печати были почти нечитабельны. Я вскрыл конверт своим перочинным ножом и достал из него очень плотный лист бумаги с какой-то медицинской справкой, снимок головного мозга и еще какое-то письмо, видимо, уже не от врача – то был уже альбомный лист, намного тоньше предыдущих. Я сел на кровать и стал рассматривать странные бумаги. Медицинская справка оказалось свидетельством о смерти, и причем, достаточно давним, датируемым аж восемьдесят пятым годом. Стадия этого документа указывалась как окончательная, это слово было густо подчеркнуто ручкой сразу после заглавия.
Согласно тому свидетельству, некая Мария А.П, умерла двадцать пятого марта после запредельной комы. Запредельная кома означала смерть головного мозга, после которой еще возможно какое-то время поддерживать жизнь больного, но смерть в этом случае становится практически неминуемой. Я помнил, что слышал об этом диагнозе, вроде бы, по радио. Звучало это все, конечно, очень печально. На снимках, как я понял, было зафиксировано состояние головного мозга перед и после наступления комы. Я не был врачом, потому эти снимки не дали мне никакой информации.
Письмо было написано черной ручкой мелким убористым почерком.
Здравствуйте, Александр.
Предоставляю вам фактические свидетельства смерти моей матери, жены моего отца. Два года