летят в один угол, кофточка в другой. Это у сына всегда получается хорошо. Раздеваться я выучил его еще пару лет назад. Куда хуже дело обстоит со шнурками. Один Олежа с грехом пополам развязывает, второй затягивает надежным морским узлом. Я исторгаю вулканический выдох и усаживаюсь рядом. Ломая пальцы, цепляю спутанных нитяных червей, тяну в разные стороны. Попутно рассказываю притчу о Гордиевом узле. Сын слушает внимательно.
– У нас тоже ножик есть! – вспоминает он. – На кухне!
– Ножик не подойдет, нужен меч. Настоящий мужской, – я наконец-то развязываю шнурок, стягиваю с сына ботинок. – А ножами только женщины шнурки разрубают.
Олежа серьезно кивает.
– Воспитательница сказала, что настоящий мужчина должен еще дерево посадить…
– А разве мы не посадили? Вон, на подоконнике… Алоэ называется.
– Это мама сажала.
– Ну да. А мы помогали. Значит, как бы вместе.
– Да… А еще родить нужно. Сына.
– Ты разве не сын?
– Твой?
– Ну да. Ты – мой, а я – твой. Так что дело, считай, сделано.
– А дом?
– Что, дом?
– Пап! Нам ведь нужно еще дом построить! – тревожится Олежа. – Воспитательница сказала…
– Она правильно сказала. И ты все верно понял. – Я веду сына в туалет мыть руки. – Но для дома нужны стройматериалы, понимаешь? У нас их нет.
– Давай сделаем!
– Стройматериалы не делают, их добывают. – Я мылю собственные руки и выдуваю пузырь размером с автомобильный руль.
– Здоровенный! – кричит сын и тоже строит ладошки оконцем, натужно дует. Его пузыри мелконькие, и он нервно суетится. Локтем роняет мыльницу, лезет за ней под ванну. Я вздрагиваю от очередного вопля:
– Паук, па-апа! Паук!
Точно экскаваторное плечо, я перегибаюсь в пояснице, бдительно заглядываю под ванну. Среди куцей паутины, действительно, притаился нахохлившийся серый комочек. Лапки паук поджал под себя, смотрит испуганно, не шевелится. То ли заболел, то ли маскируется под больного.
– Какой же это паук! Всего лишь паучок.
– Он хороший?
– Вот такой! – я показываю большой палец. – Ловит мух и комаров, чтобы нас по ночам не кусали.
– А что он с ними делает?
– Как что? Проводит воспитательную работу и отпускает на улицу.
– Через окно?
– Через черный ход.
– Черный?
– Ага. То есть, тайный. Вот он их и выводит через него.
– Хорошенький! – умиляется Олежа. – Умненький! Можно его погладить?
– Лучше не надо… – я вспоминаю, как недавно сын гладил ладонью мороженое. И тоже было море восторгов: «хорошенькое, холодненькое»… Кое-как мы доводим процедуру мытья до победного финала и бредем на кухню.
– Пап! Может, все-таки построим дом?
– Из чего? Из кубиков?
– Ну… Можно из газет,