говорить, что хочешь. Я с тобой не считаюсь.
– Она вернется домой и всему научилась? Чего доброго, завела себе ожерелье и шляпку с перьями?
– Да уж наверное.
– Да, да, – сказала Олина, – так пусть немножко отблагодарит и меня за все великолепие, которого достигла.
– Тебя? – спросил Исаак. Он не понимал. Олина смиренно ответила:
– Потому что это я по мере слабых сил своих помогла выпроводить ее отсюда.
На это Исаак ничего не мог сказать, все слова замерли у него на языке, он сидел и смотрел, выпучив глаза. Правильно ли он расслышал? У Олины же был такой вид, как будто она ровно ничего не сказала. Нет, в словесном бою Исаак терпел поражение.
Он вышел, потемнев в лице. Олина, эта тварь, питалась злобой и жирела от нее.
– Эх, жалко, что я не убил ее в первый же год! – подумал он и сам себя испугался. – Вот был бы молодец-то, – продолжал он думать. – Молодец – он?
Страшнее нельзя себе и представить.
И тут следует забавная сцена: он идет в хлев и считает коз. Они стоят со своими козлятами – и все налицо. Считает коров, свинью, четырнадцать кур, два теленка.
– А овец-то я и позабыл! – говорит он самому себе вслух, пересчитывает овец и притворяется, будто ему очень важно узнать, все ли они целы. Исаак отлично знает, что одна овца исчезла, знает давно, зачем же разыгрывать комедию? Дело вот в чем: Олина в свое время сбила его и налгала, будто пропала коза, хотя козы были все целы; он тогда разбушевался, но без толку. И никогда у него не выходило проку от споров с Олиной. Осенью, собираясь колоть скотину, он сразу заметил, что одной суягной овцы нету, но у него не хватило храбрости потребовать тут же отчета. Не собрался и позже.
Но сегодня он мрачен, Исаак мрачен, Олина взбесила его. Он опять считает овец, тыкает указательным пальцем в каждую овцу и считает вслух – пусть Олина послушает, если стоит за дверью. И он громко говорит разные скверные вещи про Олину: что она придумала совсем новый способ кормить овец, так что одна и вовсе пропала, суягная овца, вот какая она дармоедка и воровка! О, пусть себе Олина стоит за дверью и наберется как следует страху.
Он входит из хлева, идет в конюшню и считает лошадь, оттуда направляется к дому, пойдет домой и скажет! Но Олина-то, должно быть, заметила кое-что из окошка, она тихонько выходит из дверей, в руках у нее лоханка, она направляется в хлев.
– Куда ты девала лопоухую суягную овцу? – спрашивает Исаак.
– Суягную овцу? – переспрашивает Олина.
– Будь она здесь, у нее было бы теперь два ягненка, куда ты их девала? Она всегда приносила по два ягненка. Стало быть, я из-за тебя потерял трех овец, понимаешь ты это!
Олина совершенно поражена, уничтожена обвинением, она качает головой, и ноги точно тают под ней, так что она того гляди упадет и расшибется. Голова ее все время работает, изворотливость всегда выручала ее, всегда приносила ей барыш, не изменит она ей и теперь.
– Я краду коз, и я краду овец, – тихо говорит она. – Не знаю вот только, что я с ними делаю? Разве что съедаю.
– Да уж, черт тебя знает, что ты с