месте, куда он предыдущим днем спрятал останки своей семьи. И теперь сам же ушел на тот свет вслед за ними.
Жуткая и нестерпимая боль, поселившаяся в душе. Отчаяние и глубочайшая печаль, охватившие всецело.
Тошнотворное ощущение потери настолько разрушало ее внутренний мир, что Вера Павловна была не в состоянии осмыслить и осознать окружающую реальность. Все вокруг стало казаться бессмысленным, пустым.
Сильное сотрясение охватило женщину столь тяжко, что руки начали ходить ходуном. Вера Павловна упала навзничь. Она была не в состоянии присесть или подняться. Весь мир для нее замер на эти мгновения тоски и скорби. Из глубин души рвался наружу крик ошеломляющей боли против беспощадной реальности.
Как ей теперь жить без Андрюшеньки?
Нестерпимые материнские муки. Горькое чувство вины. Лютое ощущение самой главной потери. Разум боролся с понимание того, что больше ничего нельзя сделать или изменить. Все. Точка. Ее любимого Андрюшеньки больше никогда не будет рядом. Отныне она не сможет услышать его славный голос, почувствовать силу его сыновних объятий.
Глубочайший шок. Мучительная скорбь. Беспросветное отчаяние. Горестные чувства одолевали Веру Павловну, поглощая весь ее разум одним четким осознанием – настал день смерти ее единственно любимого и оберегаемого ребенка.
Кто мог убить Андрюшеньку?! За что?! Ответов на эти и многие другие вопросы у Веры Павловны в тот момент не было.
Кроме ее сына имя преступника не знал никто. Официальной версией было то, что Чернов Андрей Семенович так сильно сожалел о содеянном, что умер в результате самосожжения. Но Вера Павловна отказывалась в это верить.
Женщина не сомневалась в том, что ее сына убили. Она никак не могла выбросить из головы тот факт, что кто-то подложил два бревна к двери свинарника таким образом, чтобы ее нельзя было открыть изнутри.
На фоне горя Вера Павловна и ее единственный уцелевший внук Володя должны были как никогда сплотиться, но произошло все ровным счетом наоборот. Родственные отношения бабушки и внука потерпели крах. Женщина за что-то возненавидела свою кровинушку настолько, что Владимир спешно уехал на проживание в город к друзьям матери.
Глава 4
По мере повествования участковым всей этой истории я испытывала леденящий страх и суеверный ужас. Мне было сложно принять все, смириться со случившимся. Руки бесконтрольно подрагивали от напряжения. Я никак не могла полностью осознать и признать чудовищную историю семьи Черновых и купленного мною дома.
– Иван Сергеевич, – я долго не могла определиться, что же не так. Какая-то мысль настойчиво жужжала на краю сознания, но не желала быть пойманной. Пробежавшись по фактам еще раз, я осознала волнующий меня теперь вопрос. – А почему меня обо всем этом никто не предупредил при покупке дома?
– Так вы ж, наверное, не спрашивали, – легко и просто заключил в ответ участковый.
– Спрашивала, – меня обуревала едва сдерживаемая злость. – Я спрашивала. И про причину продажи