полы своей рубахи и, покрутившись на месте, просто присела на корточки. Её лицо покраснело от того, как она тужилась от напряжения. Она делала все так выразительно, что когда она поднялась, то впечатлительной Ефросиньи на мгновение даже показалось огромное белое яйцо, оставшееся лежать между Ритиных ног.
Для Ефросиньи все оставалось загадочным.
– Это больно? – спросила она.
– Наверное! Потому что моя мама последний раз сильно молилась у печки и просила Богородицу спасти её, – подойдя поближе к подружке, Рита значительно подняла свой указательный палец, – или ты думаешь, что твоя Таня просто много ест?
– Ох! Нет, – Ефросинья была в шоке от таких предположений. Её любимая сестра Таня чаще всего ложилась голодной, оставляя больший кусок ужина для своей меньшей сестры. Продуктов в их доме всегда не хватало. Несмотря на домашнее хозяйство, всегда стоял страх перед длинной зимой. Поэтому родители всегда были рациональны. Особенно в то время.
Не только они, но и многие, многие другие семьи по всей России жили впроголодь. Война с Японией и беспорядки внутри страны сказывались на экономике. Голод был их постоянным спутником.
С обеспокоенным взглядом Ефросинья прошла, в сени и её дыхание замерло.
Голос матери оборвал тишину. Их мама Катя не была богобоязненной женщиной, но теперь она громко молилась.
– Господи! Прости душу грешную. Ты великий и всемогущий наш. Ты должен понять все, что сейчас творится в сердце матери. Ты должен понять и простить меня за этот день Прошу тебя господи прости меня за грехи наши. Как и мы прощаем должникам своим, – её голос был хриплым и все пронизывающим.
При мигающем свете лампадки Катерина склонилась над плачущим телом новорожденного. Взяв край льняного полотенца, она прикрыла эти скривленные от плача губы и нос. Настала мертвая тишина.
Ефросиньи хотелось закричать громко-громко. Видя, как пальцы матери твердо прижали ткань к лицу ребенка, она пыталась кричать, но из груди исходило лишь глухое сипение. Тупой взгляд обезумившей матери был направлен в пустоту. Странное выражение маминых глаз пугали Ефросинью. Не выдерживая такого странного взгляда, Ефросинья перевела свой взор на сухие губы матери, которые продолжали шевелиться.
Читая молитву, Катерина продолжала ждать, когда тело её внука перестанет дергаться под её руками…
– Да будет воля твоя, да будет царствие твое и на земле, как и на небе. Ибо на все есть сила твоя и воля твоя… И ныне, и присно, и во веки веков…
– Н-ЕЕЕ-Т! Мама, не-еет! – Ефросинья не могла уже переносить больше и переборов страх, ринулась к матери. Вцепившись детскими ручонками в плече матери, она пыталась оторвать их от тела ребенка. – Мама, Мамочка! Родненькая моя, прошу тебя. Миленькая моя. Не надо, ты делаешь ему больно. Не надо, мама, прошу тебя.
Её лицо было искажено от боли в сердце и от неимоверных усилий, прилагаемых, чтобы предотвратить несправедливое. Оно было полностью покрыто