туго затянуть ремень, что б не свалились в самый ответственный момент. Я взяла небольшое зеркало на деревянной ручке и осмотрела себя. Волосы Грэг отстриг мне ещё вчера. Он особо не заморачивался по этому поводу: надел на голову горшок (надеюсь не ночной) и выстриг всё, что торчало из-под него. Теперь я на себе понимаю откуда взялось название «стрижка под горшок». Кстати, у самого моего благодетеля стрижка была аналогичная. Видать мода в Сторнуле такая. Или просто стричь удобно.
Из зеркала на меня смотрел… нет, всё-таки смотрела – уж очень парень из меня вышел миловидный – девушка с короткими светлыми вьющимися волосами: после сна мои волосы стали особенно рьяно виться. Надо, хоть голос делать погрубее.
– Я – волосатый мужик по имени Тод. Пью пиво и лапаю девок, – сказала я своему отражению в зеркале самым низким голосом, на который способна и тут заметила в дверном проёме Тилли.
Он как-то странно на меня посмотрел, отчего сделалось немного стыдно.
– Пойдём, Тод, – махнул он рукой и в его голосе послышалась усмешка.
Как только мы вышли на улицу и мне в лицо пахнула утренняя прохлада, то я почувствовала себя гораздо лучше, чем за последние несколько дней. Вдалеке виднелись деревянные дома, крыши которых прятались в тумане, маячили едва различимые человеческие фигуры.
– Держи, Тод, – Тилли протянул мне светло-коричневую шляпу, не такую разляпистую как у него, но тоже изрядно поизносившуюся.
Тод-енот. Наверно, если бы у него был сын, он назвал его Тодом. А есть ли у него сын? Или вообще кто-нибудь остался? Нет, пока не удобно спрашивать. Поинтересуюсь в более подходящий момент.
Вдруг осознала, что семеню за Тилли как-то уж слишком по-женски. Надо шире шаг делать и руками размахивать. Я немного расставила ноги и стала идти большими шагами. Заметив преображение моей походки, Грэг остановился и поинтересовался с выраженным участием и некоторой обеспокоенностью:
– Штаны жмут?
– Нет, – быстро ответила я и пошла дальше своим обычным шагам, только немного более широким.
Сначала мы направились к чуть накренившемуся двухэтажному домику с соломенной крышей. Навстречу нам выбежала женщина в тёмно-синем платье с жёлтым фартуком и, как водится среди местных лиц слабого пола, с завязанным у подбородка платком, покрывающим голову. На вид ей было около сорока.
– Мастер Тилли, – обратилась она к Грэгу, – Микочка второй день плачет, видать ночница его совсем замучила.
Я покосилась на здравника. Какая ещё ночница?
– Здравия, сударыня Васса, разберёмся, – ответил тот и, не замедляя шага, направился к накренившейся постройке.
Мы подошли к приоткрытой двери, из которой доносился детский плач и причитания как минимум двоих взрослых.
– Я вас не приглашаю! – внезапно для меня воскликнула встречающая нас женщина, та, которую Грэг назвал сударыней Вассой.
Я вопросительно посмотрела на неё, потом на учителя. Но Тилли никак не отреагировав шагнул в дом, я последовала за ним. В нос тут же ударил запах детских пелёнок.