потом новые купим». Разозлились, когда запретила отходить. Ещё сильнее разозлились, когда отмахнулась – «не знаю сколько, сколько нужно, стойте». Но послушались. Даже Диник понимал, что Марине труднее, чем им. Из-за ожогов, которые наверняка болели. Из-за ссадины над бровью, которую Марина прикрывала чёлкой. У Лены тоже синяки, но разве можно сравнивать. Вот они и стояли. Долго. Сколько нужно.
Иногда мимо ходили люди, но словно не видели женщину лет тридцати пяти, долговязую старшеклассницу и маленького мальчика. Пару раз во двор заезжали машины. Одна осталась возле клумбы, другая уехала. Несколько ребят бегали кругами с мячом не меньше часа, но держались на расстоянии и даже не взглянули.
– Эй! Эй, дети! Я вам говорю! – не удержалась Лена. Никакой реакции. Тогда она повернулась к Марине: – Они что, нарочно нас игнорируют?
Та лишь пожала плечами.
И снова потянулись вязкие, унылые минуты. Диник уже не играл в солдата, а прилёг на сумку и закрыл глаза. Лена присела на корточки, но Марина велела встать. Сказала: «Он маленький, надеюсь, ему не обязательно, а тебе надо со мной». И Лена стояла. Слушала смутные голоса из окон, смотрела на пожилого дядьку в растянутом спортивном костюме, который долго шаркал на галерее, развешивая между простынями и пелёнками связки солёной рыбы. Провожала глазами толстую тётку с собачкой, пока те важно шли со двора. И девушку с пакетом из супермаркета, пока та поднималась на третий этаж. Разглядывала тощего серого кота с порванным ухом и серого же с фиолетовым отливом голубя. Следила за тенями, которые двигались от стены к стене вслед за солнцем. Уже вечер.
Люди приходили, уходили, медленно утекало время, только Лена, Диник и Марина были неизменны и неподвижны. Они да совсем древний дед, которого Лена заметила не сразу. Сидел он на стуле с высокой спинкой в дальнем углу двора и будто сливался с тёмно-коричневой дверью, собранной из широких досок. Сам тоже коричневый, морщинистый, двумя руками опирался на палку, глядел неотрывно перед собой. Или спал с открытыми глазами. Скорее всего, спал.
Вот бы тоже присесть.
– Я больше не могу, – сказала Лена. – У меня колени подгибаются, я правда не могу. Не понимаю, почему так важно стоять именно здесь, но…
– Нас должны встретить именно здесь. Потому что здесь для одних людей мы незаметны, но другие видят. Нужные. Я бы хотела тебе объяснить, но слишком мало знаю. Мне сказали сделать так. Надо ждать, – Марина смотрела умоляюще. – Обопрись на меня, станет полегче.
– Нет, ты сама уже шатаешься. И что будет, если стемнеет, а они не придут?
– Она.
– Что?
– Если ОНА не придёт. За нами.
Она пришла.
Сначала хлопнула дверь в глубине дома, потом на третьем этаже появилась она – в полукруге арки, как в раме, – скрестила руки под грудью и в упор посмотрела на Марину. А Марина шепнула Лене: «Что бы ни случилось, молчи. Я сама». Лена кивнула и тоже посмотрела в упор,