но не в этот раз. Тётка поджала и без того тонкие губы и сказала Марине:
– Не в нашу породу ты пошла, больно русая, но теперь вижу, что её дочь. Тоже воровка.
Диник потянул Марину за рукав, а когда та чуть наклонилась, громко прошептал:
– Почему она обзывается? Она злая? У неё усы?
И сразу:
– Мне надо в кустики. Срочно.
Марина выпрямилась:
– Я не воровка. Нам нужен дом, мне и моим детям.
– Твоим детям?
– Да. – Лена обещала не вмешиваться, но сейчас не могла промолчать: тётка знала, откуда-то знала! – Её детям!
– Интересно, – протянула тётка.
– Им тоже, – понизила голос Марина и кивнула на галерею.
На галерее стояли люди. Не много – двое, один, ещё один. Лена быстро огляделась по сторонам, обернулась назад. Они стояли – тени в сумерках – по всему периметру, молчали, но не равнодушно, а выжидающе. Настороженная тишина делала воздух густым – так небо прижимается к земле, сдавливает пространство перед грозой. Тётка тоже повела головой, медленно, со значением оглядела дом – этаж за этажом. Недовольно цокнула языком.
– Что ж… – тихо сказала она. – Потом разберёмся. Заходите.
На самый верх по лестнице с резными перилами, мимо ряда маленьких окошек, забранных решёткой из ромбиков, в узкую дверь, по тёмному гулкому коридору, снова ступенька – жалобный скрип под подошвой, земляной запах сырых овощей, поворот, чулан или кладовка с полками, хлам, пыль и ещё одна дверь.
– Уборная там, иди, мальчик, – тётка показала налево, и ладошка Диника сразу выскользнула из Лениной руки. – Не напачкай мне! Цепочку на бачке сильно не дёргай!
– Я большой, – крикнул Диник.
– Большой, а не разулся. Так, а вы сюда.
Тётка повела Лену и Марину в другую сторону.
Тускло, холодно, голо. Но они так устали, что были рады любой комнате, лишь бы не стоять. Собрали последние силы, чтобы помыться над тазиком, торопливо съели что-то чёрствое, легли. Лена с Диником на разложенном диване, для Марины – раскладушка. А больше здесь ничего не было.
Диник уснул быстро, а Лена никак не могла. Думала, что отключится сразу, но глаза бездумно таращились на высокий серый потолок и лепной бортик, что тянулся по верхней границе стены. Поскорее бы Марина пришла. Говорят и говорят с тёткой в кухне, никак не успокоятся.
– Одеяла вот. Больше нет. Отопление только через месяц дадут, сыро у нас. Куртками их накрой… – проворчала тётка.
– Хорошо, – согласилась Марина.
– От меня ничего не жди, тут тебе не гостиница.
– Хорошо.
– Воду в кастрюле согрей, если тоже помыться хочешь.
– Хорошо.
– А это что у тебя?
– Обожглась.
– Ну да, конечно. А бровь разбила, когда упала. И у девчонки руки в синяках. Не юли, отвечай как есть, раз пришла. Его работа? Мужа твоего?
– Нет. То есть он – не муж. В смысле, по документам я не замужем.
– Ещё лучше. И говоришь, что не воровка. Ты хоть сама понимаешь, что натворила?
– Да,