дверцу, почтительно прикоснувшись к своей шляпе. Мы сели – при этом я, повинуясь желанию моего спутника, занял место первым. Откинувшись на мягкие подушки, я ощутил столь сильное довольство собой, окружающей роскошью и доставшейся мне властью, что мне показалось, будто все невзгоды остались далеко позади. Голод и радость спорили за главенство в моей душе, и я пребывал в том легком и смутном состоянии, которое возникает после долгого голодания, когда ничто не кажется полностью осязаемым или реальным. Я понимал, что не смогу уяснить истину о своем чудесном везении, пока не будут удовлетворены мои физические потребности и я не вернусь снова, так сказать, в нормальное телесное состояние. Пока же в моем сознании был полный хаос, мысли были смутны и бессвязны, и мне казалось, что никак не кончается какой-то причудливый сон, от которого я должен вот-вот пробудиться. Коляска бесшумно катилась на резиновых колесах, слышен был только ровный, быстрый топот лошадиных копыт. Вскоре я различил в полумраке блестящие темные глаза моего нового друга, устремленные на меня с пристальным любопытством.
– Разве вы не чувствуете, что мир уже у ваших ног? – спросил он полушутя. – Как футбольный мяч, ожидающий, когда по нему ударят ногой? Этот нелепый мир так легко привести в движение. Мудрые люди во все времена старались сделать его менее смешным, но безрезультатно: он по-прежнему мудрости предпочитает глупость. Мир – это мяч или волан, готовый лететь куда и когда угодно, лишь бы ракетка была из золота!
– В ваших словах чувствуется горечь, князь, – сказал я. – Вам, вероятно, довелось повидать множество людей?
– О да! – кивнул он энергично. – Царство мое обширно.
– Так, значит, вы владетельная особа?! – воскликнул я в изумлении. – Ваш княжеский титул – не просто почетный?
– Нет, по законам вашей аристократии это всего лишь почетный титул, – ответил он. – А когда я говорю, что царство мое обширно, то имею в виду, что я правлю там, где люди подчиняются влиянию богатства. Если встать на эту точку зрения, разве нельзя сказать: царство мое велико? Или даже почти безгранично?
– Вы говорите как циник, – заметил я. – Но, разумеется, вы не будете утверждать, что за деньги можно купить, например, честь и добродетель?
Он оглядел меня с причудливой улыбкой.
– Я полагаю, что честь и добродетель действительно существуют, – ответил он. – И если они истинные, то их, разумеется, нельзя купить. Но жизнь научила меня, что купить можно все и всегда. Чувства, называемые большинством людей честью и добродетелью, – это самые изменчивые вещи на свете. Выложите достаточную сумму – и они в мгновение ока превратятся во взяточничество и лихоимство! Любопытно, очень любопытно. Признаюсь, однажды я столкнулся с неподкупной честностью, но это было всего лишь раз. Можно попытаться найти нечто подобное вновь, но шансы кажутся мне весьма сомнительными. Что касается моей особы, то, пожалуйста, не воображайте, будто я разыгрываю вас или присваиваю себе чужой