чтения к погибшему: Оскара Петерссона, местного предпринимателя и землевладельца, нашли на рассвете охотники. Они долго рассказывали, перебивая друг друга, как некое необузданное чудовище безжалостно искромсало тело несчастного, предположив, что на него напали до смерти оголодавшие волки, умудрившиеся забраться в эти далекие края. Лунд допустил, что все возможно, и приказал прочесать лес и при встрече с любыми хищниками перебить каждую особь – не хватало еще, чтобы и без того малочисленная деревня обратилась в прах.
Однако подслушавший разговор пьяница Бьерн, брат Оскара, вмешался и потребовал публичных разбирательств: он не верил, что Оскара могли растерзать волки – их никто здесь не видел уже больше полувека. А шепотом добавил о имеющихся у него сведениях, способных опровергнуть версию с нападением диких животных; Лунд нехотя согласился.
И вот, когда в промозглое осеннее утро, после соблюдения официальных церемоний, около ста человек, переминаясь с ноги на ногу, с нетерпением ожидали самого интересного – выяснения отношений, – Бьерн, шатаясь, взошел на трибуну с криком:
– Оскара убила ведьма Икке!
И указал на богато одетую женщину, вокруг которой тут же образовался полукруг: и молодые, и старые, и даже малыши неодобрительно загудели, тыча пальцем и плюясь в нее. Икке Петерссон, с шикарными рыжими волосами, небрежно лежавшими на меховом воротнике черного пальто, так сильно выделявшимися на фоне жиденьких серых волос крестьянок, молча сносила оскорбления, с ненавистью поглядывая на деверя.
– Бьерн, ты пьян и оттого не в себе – если тебе действительно есть, что нам сказать, говори: в противном случае, я оштрафую тебя за клевету. Почему Оскара убила именно Икке?
– Только дурак не замечает очевидного. Молодая и красивая, – усмехнулся Бьерн, – бабенка охмурила старую развалину с деньгами, бросила красивую жизнь в городе, явилась сюда – и ради чего? Чтобы отнять его земли, лишить меня – родного брата! – наследства и править в свое удовольствие. Да и разве это была любовь? Она же спала со всеми подряд, пока Оскар работал в городе! И не стеснялась же задирать юбку сразу после его отъезда – и десяти минут не проходило! Ну, дрянь, скольким честным женщинам ты разбила семью?! А волосы? Ведьмина порода, никак иначе!
Гневная речь воодушевила глупых деревенщин, и в Икке тотчас полетели мелкие ветки и камни, а обиженные супруги, чьи мужья подозревались в запретной связи, сопровождали действие воплями и плачем:
– Потаскуха!
– Чтоб ты провалилась!
– Вши моего пса и то не приносят ему такого горя, какое принесла ты мне!
Но Икке не сломалась под этим натиском и зло улыбнулась Бьерну, который, обезумев от ярости, резко спрыгнул с трибуны и набросился на беззащитную женщину: он начал душить ее, с напором вдавливая в землю.
– Я видел ТЕБЯ! Твою черную душу! Ты была там и убила его! Я видел! Видел! ВИДЕЛ!!
Ситуация окончательно накалилась: прощание с Оскаром Петерссоном превратилось в избиение его вдовы, причем безосновательное; люди, пребывавшие в состоянии блаженного покоя в течение многих лет, показали, наконец, свою первобытную сущность: неконтролируемую агрессию и беспредельную жестокость.
Лунд, какой-то незнакомый мужчина (Икке, находясь в полубреду, не узнала его) и еще несколько мужчин принялись оттаскивать Бьерна, но, к их удивлению, он не поддавался, оказавшись намного сильнее, и когда он схватил лежавший рядом булыжник, чтобы добить невестку, то сам получил по голове чем-то тяжелым. Он завалился на Икке, к тому моменту уже лежавшую без сознания.
***
Вечером следователь Сперсен сидел в выделенной ему Лундом комнате на втором этаже его дома и долго вчитывался в свои заметки: утреннее происшествие напрочь выбило его из колеи, и он чувствовал себя разбитым. Сперсен жалел бедную Икке – она не вставала с постели несколько часов и никого не принимала, – хотя и понимал, что Бьерн может быть отчасти прав: тридцатилетняя женщина отказывается от беззаботной жизни в городе и переезжает к пятидесятилетнему богачу в деревню, где нет ничего – только грязь, грязь в душах простых людей, завидующих чужому счастью. Даже Сперсену подобное бескорыстие казалось подозрительным.
Он поднялся и устало побродил по захудалой каморке, надеясь забыть Икке, багровый цвет ее лица, когда Бьерну оставалось всего чуть-чуть – и публичная казнь была бы совершена, – но эта женщина не выходила у него из головы. Такая ненависть к ней… Оправданна ли она? Или Бьерн что-то скрывает: убийство брата, например?
«Я видел тебя… Ты была там…»
Если Бьерн видел ее – или кого-то, кого он принял за Икке, – значит, он тоже находился в лесу, когда убили Оскара… А в сущности, кто он, Бьерн? Игрок, пьяница, бонвиван… Кому, как ни ему, нужны деньги? Просил ли он их у Оскара накануне смерти и что же произошло между ними? Ссора? Или ничего не было? А если в лесу действительно бродят дикие звери?
То, что Сперсен ни на кого не наткнулся, пока работал на месте преступления с парой добровольцев, – невероятная удача. На тело Оскара Петерссона он не мог смотреть без ужаса и приступов тошноты: вспоротый