дугу. Часть иголок упала на каменистую землю. Проведя руками по плотной одежде из козьих шкур, Дэй возобновил подъем. Движение помогло быстрее согреться. Путник почувствовал, как под стегаными штанами запульсировала кровь. Прямой нос раскраснелся. Дэй шмыгнул и провел ладонью по лицу.
– Парочка часиков у меня есть, – говоря сам с собой, пробормотал он, – но на ночь тут оставаться нельзя. Быстренько-быстренько все проверю и назад.
Подъем оказался труднее и занял больше времени, чем думалось. Была бы его воля, Дэй непременно отложил выход на плато до завтра. Но он не мог ослушаться приказа самого светлейшего Лаоху. Конечно, веление ему передал не Владыка, а нань[1]. Кто он такой, чтобы сам великий ван[2] обращался к нему напрямую? Жалкий и ничтожный чжун[3], по воле случая разбирающийся в местных тропах. И Дэй знал – ночью в горах лучше не ходить. Замерзнешь насмерть, а потом твой хладный труп поутру найдут. Или впотьмах ногой в расселину угодишь. Да и на зверей опасных нарваться – что плюнуть. Стаю голодных волков или, чего хуже, свирепого медведя…
Несколько камешков осыпалось с гор. Дэй вздрогнул и испуганно оглянулся на звук. Каменистая гряда отвесно возвышалась над ним и источала мороз. Путник поежился и вновь попытался согреть руки дыханием.
– Диао[4], наверное, – пробормотал он и невольно ускорил шаг.
Подъем был почти завершен. Пар валил изо рта. Сердце учащенно билось в груди. Дэй чувствовал, как раскраснелись щеки. И не только от быстрой ходьбы. Он сгорал от нетерпения. Хотел поскорее закончить дела и спуститься вниз. Сгущающиеся сумерки подстегивали лучше, чем плеть погонщика скота. А ветер завывал в верхушках редких деревьев. Опавшая хвоя хрустела под ногами. Дэй приготовился. Когда он выйдет на плато, его обдаст сильным и холодным порывом. Посреди горных равнин ничто не мешает разгуливать ветру.
– Будет зябко, – поежился он.
И вот нога в утепленной сандалии ступила, наконец, на плоскую землю. Воздух ударил в лицо, едва не развернув обратно. На глазах выступили слезы. Ресницы намокли и впились в кожу. Пришлось утереть их. Путник почувствовал, что задыхается. Холодный ветер не давал как следует вдохнуть. Сердце заколотилось в груди. Дэй повернулся спиной, чувствуя, как его пронзает насквозь. Подождал пару мгновений, пока все не утихнет. Опустил веки, сосредоточился на дыхании.
И вот ветер ослаб. Вокруг повисла тишина. Но отнюдь не давящая или звенящая. Она словно умиротворяла. Убаюкивала. Путник будто услышал, как она нашептывает на ухо.
«Ты устал. Приляг и отдохни. Ноги гудят. Тело лишилось сил. А эти камни поросли мхом и мягкой травой, они так прекрасны…».
Дэй тряхнул головой и сбросил наваждение. Открыл глаза.
– Нельзя. Нельзя-нельзя отдыхать. Вусмерть околею ведь. Надо спешить.
Он быстро развернулся, стараясь успеть до очередного порыва.
Дэй был опытным ходоком по местным нагорьям. И подобные картины видел не раз. Но даже у него невольно перехватило дух от представшей взору красоты.
Каменистая равнина, поросшая редкой травой, была окружена с трех сторон высокой грядой.