на то пошло, они не знают и что такое спагетти. Не так давно Дэйкерс поднялась посреди лекции о диетах и обвинила меня в том, что я разрушила ее иллюзии.
– Я очень удивлена, я не знала, что можно предпринять что-то, что может быть разрушительным по отношению к мисс Дэйкерс, – произнесла своим низким бархатным голосом, как обычно замедленно, мадам Лефевр.
– Какие же иллюзии вы разрушили? – поинтересовалась сидевшая у окна молодая женщина-врач.
– Я просто сообщила им, что спагетти и тому подобное делаются из мучного теста. Кажется, это пошатнуло представление Дэйкерс об Италии.
– И как же она представляла себе ее?
– «Как поля колышущихся макарон», так она сказала.
Генриетта, опускавшая два куска сахара в крошечную чашечку кофе («Как здорово, – грустно подумала Люси, – иметь фигуру, похожую на мешок муки и плевать на это!»), обернулась ко всем присутствующим и проговорила:
– По крайней мере они не совершают преступлений.
– Преступлений? – с изумлением переспросили ее.
– Мисс Пим только что интересовалась, случались ли в Лейсе преступления. Вот что значит быть психологом.
Прежде чем Люси смогла запротестовать по поводу такого истолкования ее вопроса, заданного просто из любознательности, мадам Лефевр проговорила:
– Прекрасно, давайте окажем ей любезность. Вывернем мешок с тряпками нашего позорного прошлого. Какие преступления у нас бывали?
– Фартинг оштрафовали перед Рождеством за езду на велосипеде без фонаря, – вспомнила мисс Рагг.
– Преступления, – подчеркнула мадам Лефевр. – Преступления. Не мелкие проступки.
– Если вы имеете в виду настоящие прегрешения, то у нас было это ужасное создание; она с ума сходила по мужчинам и все субботние вечера проводила, околачиваясь у ворот казармы в Ларборо.
– Да, – сказала мисс Люкс, припоминая. – А что с ней стало после того, как мы ее выгнали, кто-нибудь знает?
– Она работает служанкой в «Приюте моряков» в Плимуте, – сказала Генриетта и широко раскрыла глаза, когда все рассмеялись. – Не знаю, что в этом забавного. Единственное настоящее преступление, случившееся у нас за последние десять лет, как вы хорошо знаете, – это история с часами. И даже это, – добавила она, ревниво относясь ко всему, что касалось ее любимого заведения, – было скорее манией, а не настоящей кражей. Она брала только часы и никуда не относила их. Держала в ящике своего бюро, совершенно открыто. Там их было девять штук. Мания, конечно.
– По прецеденту она теперь, я полагаю, работает у ювелира, – сказала мадам Лефевр.
– Не знаю, – ответила Генриетта серьезно. – Думаю, родители держат ее дома. Они достаточно состоятельные люди.
– Видите, мисс Пим, происшествия случаются в количестве ноль целых сколько-то десятых процента. – Мадам Лефевр покачала тонкой загорелой рукой. – Мы – общество без сенсаций.
– Слишком уж мы нормальны, –