ещё забава. Ладно, хорошо. Но только не тебя! Того, который, презрев вызов смерти, победил её, продержавшись в шторме двое суток. Солёная холодная вода, снесённый скальп веслом. Того, а не тебя целую. Ты же скис, утратил силу, возненавидев мир.
Эктор приподнял руки и с удивлением смотрел, как молодеет кожа на его запястьях…
– Ну вот, передо мной молодой моряк, спасённый в океане. Посиневший, губы запеклись. Кожа стёсана на черепе. Болит? – обратилась к Эктору ласково она.
– Жжёт, словно тысяча жал пчёл впились в темя, – прошептал он.
– Я поцелую и всё пройдёт, мой милый, – прошептала Инанна.
Инанна склонила голову над помолодевшим лицом Эктора. Её пышный волос прикрыл их от посторонних взоров, исходящих с небес и нижних миров.
Как только Инанна подняла голову, дыхание Эктора прервалось. На юном мужественном лице застыла блаженная улыбка.
Инанна приподнялась и аккуратно положила рядом с ним старинную монету:
– Это золотой, на похороны. И памятник поставят, я обяжу конкретное лицо. Чуть позже. Поверь, не забуду о тебе.
Затем богиня тихо последовала вниз по ступеням. Приостановилась. Проговорила:
– Из памяти смотрителя его мольбу о спасении убрала. Да явится он пред Небесами без этого изъяна. Сентиментальна стала, давно не посещая Землю во плоти людской. Ну и пусть. Он ведь не жил, приговорил себя к страданью. Всего лишь вознаградила поцелуем. Не знаю, верно ль это? Но выбор был таков.
Выйдя во двор и глядя на дорогу, продолжила:
– А ублюдок со скакуна не слезет. Прикинул цену на него и в мыслях уже продал, отирая купюрами лицо. Ну и фантазёр! Но конь, взбесившись, сбросит седока, а сам умчит, пробив дорогу в поднебесье.
Чуть поджав веки, прошептала далее:
– Ему предоставила смерть иную, ведь он осатанел: сбить приборы корабля, заглушить сигналы радиомаяков, установив свои и запустив их в нужный час. А здесь кишка была тонка, ведь Эктор истребовал и установил резервное питание. Вот и устроился сюда…
Инанна вздохнула, зло бросила:
Отправить акулам пять тысяч душ с детьми? А мне их принимай? Так сейчас он сам, потеряв коня, прижат к скалам стаей бесов. О них я позаботилась. Как его они терзают в клочья, он погибает в ужасе от их звериного оскала, боли.
Уже на ходу, завершила:
– Бесы убрались, а его тело запылало, как у тех, кто в броне решил идти навстречу восходу солнца, как у тех, кто не понимает, что солнце начисто сжигает. И его букет из роз пусть тут же пустит корни, а соцветья изменят цвет на чёрный.
Инанна тут же повернулась к кустам роз. Бросила:
– Покройтесь чёрным цветом, как тот букет у Юзефа, а шипы сполна наполню ядом я сама. Ведь траур наступил. Дадим работу для святых отцов по освещению этих мест. Разраститесь розы, окружив всё здесь печальною каймой! Народам побережья надлежит вновь привыкать к траурным тонам. Виновны сами.
Выйдя на простор, Инанна достигла обрыва. Широко расставив