Ей ведь плохо совсем. Надо врача позвать или сестру!
Упоминание врача вернуло Лиду к жизни.
– Не надо! Я просто притомилась, пока спускалась. Сейчас, отдышусь – и назад. Мне только кошелек надо забрать.
– Кошелек? – и беременные как по команде устремили взгляд на Веру. Вера уже успела рассказать всем о своем утреннем подвиге. И мнения обитателей палаты разделились: одни считали, правильно Вера сделала; другие осуждали, но молча. Вера с ее почти многодетным статусом, пользовалась благоговейным уважением среди пациенток обсервации, и упрекнуть ее в том, что она так легкомысленно распорядилась чужими деньгами, никто не решился.
– Кошелек? – теперь и Вера побледнела и пальцы её нервно затеребили пояс халата – Лииид! А кошелек я мужу твоему передала. Он сказал, ты в курсе…
– Муж? Какой муж? – Лида приподнялась на локте и уставилась на Веру – У меня нет мужа! – даже голова перестала кружиться. От негодования наверно.
– Лид, я подумала муж. Ну посуди сама, кто еще придет к беременной в 6 утра? Такой темно-русый, слегка небритый, худой. Постарше тебя выглядит. Он и вел себя как муж, видно было, что волнуется, переживает. Деньги, сказал, нужны, чтобы закупить то, что ты заказывала.
Вера пыталась оправдаться, хотя уже четко поняла, что в попытке быть хорошей, услужливой, правильной, совершила какую-то нелепую и непростительную ошибку. Но не собираясь сдаваться, она уже строила в голове новый план по спасению Лиды, ее кошелька и собственной репутации.
Дома, в старой Вериной сумочке, лежит конверт. Там сумма, отложенная на стиральную машину. Автомат. Говорят, в такую достаточно загрузить грязные вещи и засыпать порошок. А потом, через час достать и развесить. Даже выжимать не надо. Вера уже почти накопила на желанную новинку и мечтала отправить на свалку старую протекающую "Малютку". Но она не раздумывая отдаст эти деньги, если окажется, что действительно, утренний визитер нагло ограбил Лиду, злоупотребив Вериным доверием.
– Лид! А ты хоть догадываешься, кто это был? Может отец ребенка?
– Славик! Не муж. И не отец. Я с ним сама разберусь! А сейчас мне надо вернуться. Ребенка на кормление должны принести, – и Лида медленно, но решительно поднялась. Не хватало еще, чтобы здесь увидели ее слезы. А те уже рвались, пробивали себе дорогу сквозь прищуренныке веки. Вот вот потекут по щекам, захлюпают в носу.
Показывать свою слабость и выяснять отношения с благополучной и со всех сторон положительной Верой не хотелось. В любом случае, она, Лида, останется виноватой. Виноватой, что кошелек оставила на видном месте. Что связалась с этим Славиком. Что решилась беременность сохранить. Что родила не понятно зачем. Да и что сама когда-то родилась и прожила эти абсолютно бессмысленные, никому не нужные 20 лет.
Игнорируя расспросы девчонок о родах, о сыне, отвергая навязчивую помощь Веры, она снова по стеночке – по стеночке двинулась в обратный путь. Ей как будто бы даже полегчало. Сейчас , шаг за шагом,