в револьвере пулей и промахнуться.
Но с этой точкой зрения соглашалось меньшинство. Она была ничтожна перед лицом скорби, которую все мы ощущали по отношению к нашей родине и к оставшимся там людям – даже те из нас, кто не собирался возвращаться. Для меня было чудом, что Джо Райли пережил тот первый год после начала Тишины. Я убеждена, что если бы хоть кто-нибудь еще имел самое приблизительное представление о том, как управлять блюдцем, или хотя бы считал, что может этому научиться, то Райли словил бы случайную пулю или сгорел бы вместе со своей лачугой во внезапном пожаре. Или, в самом крайнем случае, чах бы до скончания дней в одной из камер каталажки шерифа как предатель своего народа.
Но никто кроме него не умел обращаться с кораблем. Абсурдная ситуация. Даже будучи ребенком, я поражалась отсутствию страховки. А если бы пилот заболел или с ним что-нибудь случилось? Кто управлял бы кораблем тогда? Полагаю, расчет тогда был на то, что мы доложим о ситуации по радио и со следующим блюдцем прибудет сменный пилот.
Так я впервые осознала, насколько хрупка наша цивилизация. И задалась вопросом, не стала ли и причиной Тишины какая-нибудь катастрофическая оплошка, какое-нибудь бедствие, порожденное самой обычной, банальной некомпетентностью.
Нас ослепил оптимизм. Мы были представителями первой волны космической экспансии. Что покорится нам после Марса? Луны Юпитера? Сатурн? Или мы последуем примеру немцев и полетим мимо всего этого на корабле поколений к ярким звездным полям? Все это казалось не просто возможным, а неизбежным. Никто не думал, что все закончится вот так. Никто не предполагал, что Бог окажется к нам безразличен.
Я знала все причины не возвращаться на Землю, которые называл Джо Райли. Я знала все причины, которые называл губернатор.
Но мне была известна и подлинная причина.
Страх.
6
Тем вечером закусочная «Матушка Земля» снова открыла свои двери. Но клиентов почти не было. С одной стороны, это стало облегчением; мне не хотелось отвечать на их расспросы, а брошенное Дотти обвинение заставило меня гадать, сколько еще жителей Нью-Галвестона скрывают те же самые подозрения. Но, с другой стороны, мне было больно видеть, как мало людей пришло нас поддержать. Я всегда была неколебимо уверена в том, что сильное чувство причастности к коллективу служило фундаментом нашей жизни на Марсе. В особенности после начала Тишины. Мы ведь вполне могли оказаться последними выжившими людьми. Хоть в то время я и не смогла бы выразить это словами, я ощущала, что люди отходят от идеи общности и закрываются в своих личных мирках.
Меня преследовали слова мистера Шенка:
«Вам придется привыкнуть к разочарованию, юная мисс Крисп».
Пустая «Матушка Земля» казалась мне знаком моральной победы мистера Шенка. Как будто весь город встал на его сторону, а не на мою.
Но кое-кто из постоянных клиентов к нам все же заглянул, и не только они. Пришла вдова Кесслер и заняла столик в углу. Она жила в Дигтауне; путь