всего пять, и меня ошеломляло все новое и чудесное, но я все равно помню, каким это было неприятным потрясением. Никому не хочется встретить ночь без защиты муниципальных обогревательных ламп, и, подойдя к границе Нью-Галвестона, я пожалела, что не захватила куртку. Я обхватила себя руками, когда сильный порыв ветра врезался в меня, обдав лицо песком, который набился в уголки глаз и насыпался за шиворот. Но я все равно устремляла взгляд поверх широкой черной равнины к далекому возвышению, где когда-то виднелись тусклые огни Дигтауна – города, в котором добывали прозванный Странностью минерал, наделявший наши Автоматы видимостью жизни. Но теперь в Дигтауне почти всегда было темно.
А за ним лежал огромный про́клятый кратер Пибоди, где жили Мотыльки, где до сих пор бродили старые боевые Автоматы, где, говорят, обитали призраки.
Я высматривала хоть какой-то знак присутствия грабителей – свет фонаря, движение тени. Но, разумеется, не видела ничего, кроме длинных песчаных волн, уходивших в ночь подобно извилистым мистическим тропам, в конце которых скрывались тайны и загадки, фантастические города, а может быть, долгая смерть мира.
В небе надо мной мерцал звездный занавес. Где-то там, наверху, была мама. О чем она думала – и думала ли она хоть о чем-то, – оставалось всего лишь очередной тайной.
Когда я вернулась домой, папа спал. Дверь в его комнату была приоткрыта, и в просочившемся туда клинышке света я увидела его спину, потому что он лежал лицом к стене. Он так и не снял майку и на двуспальной кровати казался маленьким, как мальчишка. Его рабочая рубашка свисала со стула. Ведро со рвотой стояло на полу неподалеку от кровати, чтобы до него можно было легко дотянуться, и от него исходила жуткая вонь.
Я прокралась в свою комнату и переоделась в ночную сорочку. Когда я улеглась в постель, Ватсон снова повернул ко мне оранжевые огоньки своих глаз. Я слышала, как похрустывают его суставы: сколько бы мы ни чистили и ни полировали свои Автоматы, избавиться от песка полностью не получалось. Им нужно было полноценное обслуживание и новые детали. Детали, которые никогда не привезут.
«Ну и ладно, – подумала я. – Кто-нибудь что-нибудь придумает. Автоматы не умрут. Они не могут умереть».
– С вами все в порядке, мисс Крисп?
– Да, Ватсон.
– Мистеру Криспу нездоровится. Он все еще не оправился после нападения.
– Да, я знаю. И никто ничего не делает. – Я снова ощутила подступающее отчаяние.
– Наверняка скоро все устроится. Виновники раскаются. Справедливость восторжествует. Мы, в конце концов, живем в цивилизованном мире.
– Конечно, Ватсон. А теперь давай спать.
– Спокойной ночи, мисс Крисп. Спите хорошо.
Ватсон всегда желал мне спокойной ночи вот так. Меня забавляло, что он формулировал это как приказ, словно сон был работой, с которой можно справиться либо хорошо, либо плохо. Мне было интересно, понимает ли он вообще, что такое сны, гадает ли, на что они похожи. В хорошие ночи, когда меня коконом окутывали защита