опускает ее на пол рядом с собой, и в это самое время издали доносится звон… Это утренний колокол храма богини Каннон.
Глава вторая
«Далеки и все же близки
Женщина и мужчина»[14] –
Да, справедливы слова дамы Сэй,
Как тонок кисти намек!
Итак, Ёнэхати и Тандзиро
Друг другу в любви клялись,
Хоть домом им были кулисы театра,
Где страсть на сцене дают.
Клятвы этой не преступив,
Верность они сберегли.
И вот на окраине, «На меже»,
Снова в пучину любви!
На рваных циновках,
На ложе болезни –
Связь такая прочна ль?
Но не жалеет она ни о чем,
В яшмовый паланкин
Сесть не спешит,
Ведь ее любовь
Обету былому верна.
Те, что живут в селенье цветов,
Где быстротечность – закон,
Знают цену своим словам,
В этом их гордость и честь.
На лице хозяина комнаты, Тандзиро, гримаса боли.
Тандзиро. Ёнэхати, налей-ка мне в чайную чашку вон то лекарство… Сердце колотится…
В это время Ёнэхати расчесывает ему волосы своей гребенкой.
Ёнэхати. Что с вами? (Перепуганная, подает лекарство.)
Тандзиро. Да так… (Улыбается.)
Ёнэхати. Ох, не тем мы занялись! (Лукаво смеется.)
Тандзиро. Да ладно, ничего. А как там О-Тё поживает?
Ёнэхати. О-Тё? Да, эта девочка тоже измучилась – что правда, то правда. К тому же хозяин, Кихэй, как-то подозрительно к ней внимателен, неспроста это. Я, конечно, стараюсь быть с ней рядом и опекать, но, как ни говори, она догадывается… Ну что между вами и мной… По правде сказать, мне с ней нелегко.
Тандзиро. Мы ведь с ней вместе росли… Такая милая… (Лицо его омрачается.)
Ёнэхати. Вот-вот. Кто с детства знаком, тот всегда милее. (Тон ее становится холодным.)
Тандзиро. Да нет, я не говорю, что она мне как-то особенно дорога. Я только говорю, что жаль ее.
Ёнэхати. Понятное дело. И я про то же. (Даже когда от ревности глаза ее сощурены, она выглядит миловидной.)
Тандзиро. Ты сумасшедшая. Сразу начинаешь злиться и уже не слышишь, что тебе говорят.
Ёнэхати. Конечно, я сошла с ума. Только сумасшедшая может явиться к человеку, у которого есть невеста, ваша О-Тё, и сидеть возле него, потому что ему плохо.
Тандзиро. Теперь ты все сказала. Как хочешь. Ты сама себе хозяйка. (Отворачивается.)
Ёнэхати. Ой, вы сердитесь?
Тандзиро. Не важно, сержусь я или нет, оставим это.
Ёнэхати. Да, но ведь это все потому, что вы назвали О-Тё своей милой… Я невольно ответила…
Тандзиро. Я сказал, что жалею ее, а не то, что она моя милая.
Ёнэхати. А это не одно и то же? Славная, милая, хорошенькая, бедненькая… Ну, простите мне, если я не права.
Тандзиро. Ладно, не надо.
Когда он это говорит, глаза ее увлажняются от слез, ведь она с самого начала опасалась, как бы не оттолкнуть