дрожит, но каким-то образом заставляет себя не бороться с ним, словно бешеная собака. Он подносит кончик лезвия к ее коже и начинает медленно резать.
Я задыхаюсь и уже почти делаю шаг вперед, но рука кареглазой девушки рядом со мной вырывается и хватает мою, сжимая до боли.
А с другой стороны от меня Сидни одобрительно охает, как делают это старший брат или сестра, которые наблюдают за тем, как младший ребенок попадает в беду. Я резко поворачиваю голову в ее сторону, и из каждой поры моего тела сочится ярость.
– Да что с тобой? – тихо шиплю я.
Темные глаза Сидни встречаются с моими, и я понимаю, что они мало чем отличаются от глаз Рокко. Они холодны и мертвы.
– Много всего, – безразлично отвечает она.
Бетани кричит, пока Рокко продолжает изувечивать ее лицо, и я физически не могу сдержать себя.
– Разве ты не уродуешь ее еще больше? – кричу я.
Я не считаю Бетани уродливой, но их логика говорит обратное. Если родинка с несколькими волосками – это такая большая проблема, то как кромсание ножом ее лица решит проблему?
Они только прибавят ей шрамов, черт возьми.
Рокко замирает, а Франческа поворачивает голову в мою сторону, ее ярость не скрыть даже тонной макияжа. И что-то в выражении ее лица мгновенно заставляет меня пожалеть. Не потому, что она злится на меня, нет.
А потому, что теперь она не сможет меня спасти.
Сидни рядом со мной громко фыркает и делает огромный шаг в сторону. Явно не желая быть причастной к моему плохому поведению, хотя то, как она ведет себя, просто отвратительно.
Прикусываю губу, и мои глаза опускаются вместе с моим сердцем. Оно начинает бешено стучать, страх наполняет мои вены, а во всем теле, вызывая тошноту, поднимается адреналин.
Я покорно закрываю глаза, ненавидя себя за отсутствие самоконтроля. Это не похоже на противостояние психопату-преследователю. Рокко не загадочен и не станет ходить по грани между болью и удовольствием. Когда этот отвратительный человек смотрит на меня, наверняка представляя себе все самые ужасные способы моего осквернения или убийства, того нездорового возбуждения нет.
Он – не Зейд.
Рокко отпускает Бетани, по ее лицу течет кровь, которая пачкает кончики его пальцев. Она дрожит, ее лицо искажено болью, она тихонько подвывает, когда отшатывается от ножа, который резал ее лицо.
– Что ты сказала, Алмаз? – с ядом в голосе рычит Рокко.
Я поджимаю губы, ненавидя прозвище, которое дал мне Рик, прилипшее ко мне.
Тысячи мыслей проносятся в моей голове за считаные секунды. Различные сценарии, как выйти из этого положения невредимой. Что я могла бы сказать или сделать, чтобы успокоить этот надвигающийся на меня неистовый смерч и не позволить моему миру полностью развалиться. Но в итоге ни к какому решению не прихожу.
Я смотрю на кареглазую девушку рядом со мной, а она смотрит на меня как на идиотку. Я и есть идиотка. Но, черт возьми, не могла же я просто стоять и смотреть на то, как калечат девушку за то,