ног, возник маленький комочек шерсти. Котёнок испуганно смотрел по сторонам. Он был таким крохотным, таким грязным, промокшим. Брошенным. Когда-то этим зверьком дорожили, но потом за ненадобностью выбросили, его бросили, как ненужную или вышедшую из срока годности вещь.
– Позор – подумал про себя композитор. – Человек – уже звучит не гордо. А впрочем, сколько таких бездомных, умирающих с голоду и не только животных? Но на что он мне? Что с ним буду делать? У меня работа, важные неотложные дела, …тем более я спешу. Не нравятся мне кошки!
– Не смотри так на меня! – Бросив в котёнка холодные слова, он отправился дальше по курсу.
Как я и запланировала встреча, на которую спешил композитор, оказалась не значительной. Встреча, которую следовало бы отложить, вычеркнуть из ежедневника без зазрения совести. Расстроившись из-за попусту потраченного времени, композитор принялся от безделья сетовать на жизнь. Его настроение всецело погрузилось в омуты луж, и теперь он угрюмо волочился обратно.
В таком же пасмурном настроении затаился и комочек шерсти. Он в отчаянном уединении сидел на мокром асфальте и, дрожа всем тельцем, поджимал озябшую правую лапку.
– Ты ничей и никому не нужен, – пробормотал композитор, приблизившись к котёнку. – Они всегда бегут. У людей нет времени даже на самих себя! – Договорив, он заострил взгляд на мелькающих так быстро прохожих. – Вечно недовольные и обделённые чем-то существа.
Грязный комочек тревожно посматривал на незнакомца. Он боялся и помнил недавний удар лакированного ботинка. Жёлтые листья метались из стороны в сторону, а люди бежали наперегонки с дождём, укрываясь друг от друга зонтами. Наверное, во всём виновато это унылое время года, которое научилось сжигать и разводить костры. Осень умеет забирать жизнь.
Больше чем нужно слёз досталось ему одному, а ведь он на счастье кошки был рождён, но, к сожалению, обижен человеком. Благо, что у промокшего насквозь композитора не нашлось под рукой зонта. Недолго думая, он подобрал котёнка, прижал к груди, как прижимают к себе в детстве с оторванной лапой плюшевого медведя и довольно зашагал по глянцевым лужам.
Через несколько часов, набегавшись под дождём, я заглянула в окна Мадлен. Свет погашен, её нет. Приплясывая, на цыпочках я пустилась к одной почтенной даме. О, да! Как я и предполагала Мадлен записалась на уроки вокала. Теперь по будням после работы она исправно посещает занятия. Следует заметить, Мадлен прилежно старалась, и словно страдая от жажды, жадно впитывала знания. Такое рвение тронуло сердце бескорыстной дамы. Без лишних слов не требуя дополнительной платы, она намеренно продлевала часы занятий. Так бывает, когда денежный эквивалент меркнет перед благородным сердцем. Преподавательница строго относилась к своим подопечным, требовательна она была и к себе. Ей хотелось, чтобы дар Мадлен расцвёл, как раскрываются в утренние часы спящие цветы.
***
Поздний вечер очаровывал белой туманной мглой. До съёмной квартиры оставалось