путешественники по Европам, озабоченные внутрикутёжными проблемами, никакого криминала в случае со славяноголовым пресмыкающимся не обнаружили.
Особенно не возмущались, не ругались, не бунтовали, не подражали левым голосам.
И даже не сделали попытки подать на руководство баржи заявления. Тем вызвали немалые подозрения у прочих посетителей, знающих повадки новых русских не понаслышке. Наши русские походили на новых, но совсем на свежих, на совсем необычно новых русских.
(Мы же на правах писателей серийных заголовков сказали бы так: «чокнутые провинциальные русские»)
Немногочисленные гости замершего у причала нелепого судна, до того мирно уминавшие под пиво продукты вчерашнего ланча, ничего этакого не видели, но зато что-то смутно слышали. Это был точно не обычный всплеск: с таким звуком новорусские бутылки и даже сами новорусские не входят в воду. Они слегка удивлены. Они выдвинули-было некоторые претензии. Сначала к своим весёлым подводникам, эпизодически и в соответствии с распоряжением парижской мэрии очищающим дно Сены. Потом к русским клиентам, поскольку именно на них было обращено возмущение большинства.
– Видно, русские сбросили в воду ящик с песком, или упустили инвентарный багор. Чего бы им шариться по отсекам и щупать всё подряд? И балдея, или случайно, или специально попали по шлёму водолаза.
На что получили исчерпывающие объяснения русских. На пальцах, конечно же.
– На подводников нам наплевать, – пытался пояснить один из новорусских. И он на вид стар, как памятник Гюго. – Матюгнулся какой-то местный крокодил-выродок, а нам-то что? Мы его прощаем. Матюгнулся по-русски? А вам то что? Раз по-нашему вы всё равно ничего не понимаете, значит, ничей слух не оскорблён. Докажите, что он наш, докажите, что русский. Ваша река – ваши проблемы. В вашей реке – ваши крокодилы, в нашей реке – наши. Наша Вонь в пяти тыщах вёрст отсюда. Ваше Сено – вот оно под нами.
Это обидно и даже неумно.
– Согласны, но лишь частично.
– Пусть ваши подводники одеваются в яркокрасное, а не в чумазое и, тем более, не в зелёное. Ибо зелёного в ваших сточных водах не видать. – Отвалите, словом. – И пейте своё паршивистое пивцо.
– Гарсон! Нам ещё по литрошке! – бодро вскрикнул Порфирий после небольших и приятных воспитанному слуху перепирательств.
– А ловенброй у вас имеется? Как же так? А что у вас вкусненького и лучшего из своего, из местного как бы? – интересовался Кирьян Егорович.
– Типа винца попроси для разнобоя. Надоело их пиво, – расширял требования Бим.
– Я только «за». Во, Порфирий, – вспомнил что-то своё затаённое Кирьян Егорович (а как же – он же начинающий писатель): «Давай попробуем то, что папа Хэм тут пил!»
– А что папа Хэм тут пил?
– А чёрт его знает. Ром, пиво, поди, хлестал, а скорей всего аперитивы. Давай у этого ослёнка спросим.
Ослёнок