какую-нибудь заслуженную бабку. Если она обременена родственниками, которых от желанной свободы отделяет только упрямство дежурного врача, жалоба практически гарантирована.
Обычно я жалею таких старушек, их трудно назвать здоровыми, а при несовершенстве амбулаторной помощи госпитализация часто бывает единственным шансом улучшить им качество жизни, но сейчас накручиваю себя и торжественно обещаю – если нет прямых показаний, не положу!
Но «Скорая помощь» никого не везёт.
Заполняю истории, делаю текущий обход и только сажусь на диван с книжкой, звонок из приёмного.
Аппендицит у молодого человека. Сам парень кажется вполне адекватным, но мама внушает на-дежды. Вымогательство ей точно не понравится.
Открываю рот и понимаю, что физически не могу попросить денег за операцию. Издав несколько пробных звуков, замолкаю. Напряжённое лицо мамы расслабляется, ирония, кажется, в том, что она ждала, что я буду клянчить деньги, и готовилась дать достойный отпор.
Предпринимаю вторую попытку, столь же бе-зуспешную. Мама с поджатыми морковными губами мне совсем не нравится, и я думаю, как здорово было бы сейчас обломать её уверенность в том, что в груди каждого врача пылает огонь бескорыстной любви к человечеству, но есть вещи, через которые я не могу переступить.
Выйдя из операционной, без особой надежды проверяю телефон. Удивительное дело, но обнаруживается один пропущенный звонок с неизвестного номера. Что ж, если это был тайный поклонник, то он очень точно выбрал время, чтобы признаться в своих чувствах. Позвонил именно в те полчаса, когда я была в операционной и ответить не могла.
Решаю не перезванивать.
Наступает вечер, тихий и ясный, длинные тени ложатся на ноздреватые мартовские сугробы. Скоро снег совсем сойдёт. Я не курю, но выхожу на крыльцо вместе с травматологом и с удовольствием вдыхаю тёплый мокрый ветерок наступающей весны, приправленный сигаретным дымом.
Сегодня мне не удалось заработать отрицательные баллы, что же делать? Остаётся единственный способ: завтра на планёрке обозвать главврача дураком или вором. А для гарантии тем и другим.
Но он не дурак и не вор, грустно думаю я, совсем наоборот. Перед глазами возникает суховатое лицо Владимира Семёновича, с резкими морщинами и прозрачными волчьими глазами.
Кажется, я влюблена в нашего главврача, хотя предпочитаю думать, что он меня бесит. Наверное, поэтому и хочу уйти, пока ещё есть силы для самообмана.
Снова пьём чай с остатками торта, выжимая последние дивиденды из Международного женского дня. Включаем праздничный концерт, какой-то мужчина с внешностью раскормленного идальго поёт о своёй готовности поступить в рабство к даме сердца. Выглядит он так невыносимо пошло, что мы с травматологом снова идём на крыльцо. Подлетает «Скорая», разрывая ночь синими всполохами фонаря и сиреной. Водитель с фельдшером вытаскивают каталку, а знакомый врач зовёт нас. Бежим встречать пациента, по пути я успеваю посмотреть на часы. Полночь миновала пять минут назад, кончился