беды и боли чем та, которую причиняют те, кто должны быть силой, опорой и защитой.
Она, рыдая, вытерла мокрой тряпкой плевки алкаша, сдерживая тошноту. Потом, рефлекторно обняла швабру, словно ей была необходима хоть какая-то помощь, хоть наличие неодушевленного предмета, которая только что удачно подвернулась под руку и помогла. Она молча сотрясалась от рыданий, а успокоившись долго смотрела в пустоту перед собой.
Далее пришлось в очередной раз взять себя в руки. Она открыла окна, чтобы проветрить дом и начала убирать, отстирывая все подряд. К вечеру Анна устала настолько, что не могла и пошевелиться, просто сидела на своем идеально чистом полу и радовалось приятному запаху свежести, тишине и даже своей усталости, от которой и вся злость прошла. Внутри не осталось ничего, кроме пустоты и каких-то свободно блуждающих мыслей.
«Труд сделал из обезьяны человека, а безделье наоборот – превращает человека в обезьяну! … И вообще, что, если жизнь бьет в те места, через которые указывает на индивидуальную дорогу? Кажется, кузнец так заламывает раскаленное железо в необходимую форму с помощью молотка… Не может же все происходить случайно? Не может! Или мой Бог слишком хорошего обо мне мнения и переоценивает мои способности, мою выносливость. А я в один день просто кончусь и уже не смогу взять вверх над обстоятельствами! Исчезну как пар, поднимающийся с тарелки супа. Ой, блин, кушать хочу. Откуда эти мысли о смерти, когда всего лишь голодна? Правда голодна как стая диких кошек, а не одна лохматая штучка. Может я подыхаю и бред в голову лезет? Интересно, о чем обычно думают, умирая? Ощущение не из приятных наверно и на душе несомненно дрянь какая-то должна быть. Стоит ли расслабиться и созерцать происходящее, если нет сил бороться? Да и с чем мне бороться? С пьющим отцом? Словно я не способна его принять и любить таким, словно хочу исправить и изменить под свои потребности и удобство. Да, себя я люблю больше. Иначе бы давно сошла с ума. Не знаю, чего заслуживаю я, но и он заслуживает более благодарной и доброй дочери, а ему досталась я – тварюшечка! Мы стоим друг друга! Что бы поесть-то? И живот снова урчит, руки дрожат, кожа опять покрылась сыпью от чистящих средств и ручной стирки, спину ломит. Надо взять в кредит стиральную машинку со следующей зарплаты. Интересно, я чувствую себя несчастной или я и есть несчастная?» – выдавив из себя ироничную улыбку, от которой снова захотелось плакать, проговорила Анна. Она часто болтала что-нибудь вслух, оставаясь одной дома.
В это время снова постучали в дверь и брови Анны недовольно сжались. «Ну зачем портить такой замечательный момент? Отстаньте вы все раз и навсегда!» – снова вслух проговорила Анна, ожидая, что нежеланные гости сами уйдут, но нет – в дверь снова постучали. Анне пришлось встать.
На пороге оказался Федор Иванович. Он молча на нее смотрел. Она тоже застыла на месте и только вспомнив, что на ней старая, изношенная и даже дырявая местами футболка с такими же старыми, короткими штанишками, а волосы растрёпаны, глаза заплаканы – она вдруг, осознала всю нелепость