Зарецкого – супруга его стервозной пассии.
Стервозной… но любимой тем не менее (будь она трижды неладна).
* * *
Войдя в дом, Анна сразу направилась в свою комнату и, едва облачилась в привычную домашнюю одежду – вельветовые брюки и блузку, – дверь распахнулась, и на пороге возник невысокий подтянутый мужчина с очках, с тонким, породистым лицом. На вид ему нельзя было дать больше сорока пяти, хотя Зарецкий находился на пороге пятидесятилетия. Голос его звучал негромко, но с прохладцей.
– Где ты опять была? Почему не явилась к ужину? Снова задержалась у кузины? – усмешка, отдающая сарказмом, – Снова вспышка родственной любви?
Анна ощутила, что готова покраснеть, как девчонка. Что уж там? У супруга перед ней имелась масса преимуществ, а по части манипуляций Зарецкому вообще равных не было (иначе он и не достиг бы той вершины, которой достиг).
– Извини, – пробормотала она, – Этого больше не повторится.
– Конечно, – кивнул супруг, – Уже хотя бы потому, что – прости – я забираю это, – он подошел к туалетному столику жены и взял с него небрежно брошенные Анной ключи от "Пежо"(и заодно брелок охранной сигнализации).
Сердце у нее противно екнуло, однако она заставила себя улыбнуться (подозревая, что вышло весьма криво).
–Это означает, что я лишаюсь свободы передвижения? Или вынуждена буду пользоваться такси?
– Отнюдь, – спокойно возразил Зарецкий, – Если тебе понадобится куда-то ехать… По делам, я имею в виду, а не ккузине, – снова саркастическая улыбка, – Тебя отвезут Игнатьев с Савельевым. Один сядел за руль, другой станет выполнять функции охранника. Нелишняя предосторожность,в этой странеособенно. Конечно, предварительно меня поставят в известность о том, куда ты едешь.
– Похоже на конвой, – заметила Анна и взяла сигарету.
– Похоже, ты забыла, кто ты есть? – Зарецкий не повысил голоса, однако в нем отчетливо прорезались металлические нотки, – Я устал от твоих выходок. Они мне надоели. Сегодня ты не явилась к ужину… что дальше? Ночевать не придешь? – он приблизился к жене и, взяв из ее пальцев незажженную сигарету, слегка приподнял ее лицо за подбородок, – Нет, красавица моя. Живя со мной, изволь подчиняться определенным правилам. Не нравится? Надоело? Не держу… но учти – в этом случае тебе не удастся наложить лапку и на десятую часть моей собственности. Даже и не мечтай.
И Бондусвоему несостоявшемуся, – презрительная гримаса, – Передай мои слова. Ни ты, ни он лапу на то, чем я владею, наложить не сумеете.
– Боже, мерзость какая, – вполне искренне сказала Анна, отходя к дивану, опускаясь на него и все-таки закуривая.
– Мерзость? – Зарецкий брезгливо посмотрел на декоративную коллекцию кактусов, за которой Анна трепетно ухаживала. Один из кактусов должен был вот-вот зацвести, выпустив цветок, раза в четыре превышающий само растение, – Мерзость, милая моя, это то, как ты распустилась в последнее время. И, повторяю, мне все это надоело.
"Разводись",