бязью, то чуть в пляс не пустились. Оказывается, у них заказчица постоянная из Вязников попросила мужу чиновничий мундир пошить, а где взять тонкое сукно на такой костюм, они не знали. А тут и цвет какой требуется, и фактура именно та, что нужна. Вот радость так радость, да и по времени в самый раз, ну прям как на заказ им эту красоту чуть ли не из самого Парижу привезли.
– Вчера сидели – не знали, что делать, ну хоть отказывайся от этого заказа, – говорила главная мастерица, – да боязно, вдруг барыня и другие свои заказы на сторону отдаст и мы хорошую заказчицу потеряем. Мы уж вознамерились во Владимир отправиться да там лавку какую-нибудь найти, тканями торгующую. Только боязно очень. Как там эту лавку искать да к кому обратиться – так и не придумали, – всё говорила и говорила Анастасия, головой покачивая.
Она ещё и выговориться до конца не успела, а её подруги уже рассматривали то, что Митяй на стол из короба выложил, и Иван даже заслушался их звонкоголосым щебетаньем.
– А вот из этого прекрасная епанечка для госпожи Каюмовой получится, – чуть не пела одна, в то время как другая девица сама себя, наверное, убеждала:
– Ой, посмотрите, какая прелесть. Я представляю Наталью Фёдоровну в душегрее из этих двух тканей. Эта пёстренькая на спинку и полочки пойдёт, а из этой, слегка жатой, превосходные, прямо почти воздушные рукава-фонарики получатся. Ей это так к лицу должно быть.
А третья пыталась внимание всех, кто в горнице находился, к себе привлечь:
– А для Пожарской Ольги Васильевны, зная её чудные манеры, надо летник сшить из этих вот трёх или лучше даже четырёх тканей.
Иван, как услышал фамилию Пожарской, даже замер – так ему хотелось, чтобы эти раскованные девицы дали ей исчерпывающую характеристику. Ведь когда помощница Анастасии упомянула о «чудных манерах» Пожарской, ему почудилось, что сама княгиня в избу зашла, и он даже оглядываться начал. Ну где же она? Куда подевалась?
Сделав небольшую паузу, Иван с Митяем продолжили доставать новые рулоны, а последний даже вынимать из короба не стали, а просто перевернули его, и оттуда на пол вывалился кусок материи благородного серого цвета, с характерным завитком, который на ткани превращался в специфический рубчик.
– Ой! – взвизгнула Анастасия. – Это что такое? Красота-то какая! Я прямо вижу ферязь, пошитую из этой материи. Батюшка, пожалуйста, купи нам всё это богатство. Всё без исключения. – Она одной рукой держалась за стол, а другую положила на получившуюся гору ткани, элегантно свесив кисть и начав ею слегка покачивать.
– Настасья, – послышался довольно сердитый голос Тихона Сидоровича, – это же очень дорого. У меня вряд ли найдётся столько денег.
– Папенька, – избалованным голосом произнесла его дочка, – не я ли намедни матушке двенадцать рублей отдала, которые мне заплатила госпожа Трентюхова за салоп из бархата и парчи? Там материала пошло всего на пять рублей, а я и в семью деньги принесла, и себе чуточку оставила. Я знаю, что говорю. Всё вот это, – и она