стыке полос,
кириллицей выписан странный репост:
«в тёплой Греции созревают в садах абрикосы,
Пенелопа ткёт покрова,
невзирая на то,
что на них не имеется спроса».
Страницы истории
нынче листают вразброс,
кому интересно —
«Гуглу» задаст вопрос,
по каждому случаю
вытащит нужный прогноз,
и без препятствий
несётся весь мир под откос.
В ночи наблюдаем игру Персеиды —
падение звёзд.
Иосиф Бродский,
ты – на отдыхе,
ты там, наверху, один,
и смотрят из-за небесных гардин
глаза твои цвета воздуха
и говорят: «Иди!»
Ужель я здесь, чтоб эхо обнимать?
Углы теснятся однобоко,
и осьминог, заброшенный эпохой,
в уютной ямке
не вызывает страха и ожога,
и водоросли – признак водного потока
напитывают воздух;
свидетель времени земного,
твой сыростью покрытый плащ —
мистификации невольная тревога —
привносит образы и форму слога,
и стиль меняется,
не зная диалога,
в пещерной тишине
вновь переходит в зону временного:
горчит омоформизмом,
далёк от выводов и от итога.
Вновь тема Бродского. Пещера. Эхо.
Стих без эпилога.
В Венеции утром туман —
здешней погоды гримасы;
ты в местном кафе «Флориан»,
дождинки висят над террасой.
В отсыревшем отеле
твой плащ,
поглотивший бессменную сырость,
а в потёртом портфеле
в стихах
новые ориентиры:
строчек и строф дирижабли —
каждый в своём отделе,
бессмертные буквы-сабли
играют
в нагруженном теле.
Собран в путь чемодан,
дождь заливает террасу,
сердце тревожит орган,
мир эстетично прекрасен.
Сидя в кафе под навесом,
признанный всеми профессор,
думаешь о своём,
неведомом и дорогом,
и взор твой
сканирует даль,
внимательно и с интересом.
Ты понимаешь вечность,
ты обнимаешь вечность,
и вечность – твоя вертикаль.
Баха мотив. И орган
вселяет в сознанье картины:
округлость Земли, океан,
водичка – горизонталь,
дороги ведут серпантином;
горизонталь – бытие,
множественность в едином —
архитектурный объект,
мостов витражи-витрины.
Колебаний меняется цвет —
Венеция как Ленинград.
На вопрос – безусловный ответ:
вокруг строений – вода;
в строфе твоей рваной – твердь,
звучная сердца руда —
величествен Бога перст:
ты не ушёл в никуда,
словно в соседний