учёных, таких как господин Гюйгенс и в последнее время – доктор Лейбниц…
– Я этой фамилии не слышал.
– Услышите – он неутомимый корреспондент, протеже Гюйгенса и последователь пансофизма. В последнее время засыпал нас престранными эпистолами. Вы о нём не слышали, поскольку Ольденбург передаёт его послания мистеру Гуку, мистеру Бойлю, мистеру Барроу и другим в надежде, что кто-нибудь сумеет их хотя бы прочесть, а там, глядишь, и разберётся, чепуха это или нет. Однако я отклонился в сторону. Мистер Ольденбург получает в десять раз больше писем, чем зачитывает, – почему так много?
– Потому что, подобно сердцу, он выталкивает обильную корреспонденцию наружу?
– Совершенно верно. Целые мешки его писем пересекают Ла-Манш – поддерживая циркуляцию, благодаря которой новые европейские идеи достигают наших собраний.
– А теперь, чёрт возьми, король запер его в Тауэре! – воскликнул Даниель, чувствуя, что скатывается на мелодраму – такого рода диалоги были не в его характере.
– Пуская кровь в обход сердца, – сказал Уилкинс без тени смущения. – Я уже чувствую, как Королевское общество застаивается. Спасибо, что принесли телескоп мистера Ньютона. Свежая кровь! Когда мы увидим его на своём заседании?
– Боюсь, что никогда – покуда члены Общества режут собак.
– Так он слабонервен – ненавидит жёсткость?
– По отношению к животным.
– Некоторые члены предлагают брать пациентов из… – Епископ кивнул в сторону Бедлама.
– К этому Исаак отнёсся бы спокойнее, – признал Даниель.
Вышедшая из таверны служанка воспользовалась наступившим молчанием.
– Мистер Гук просит вашего присутствия.
– Слава Богу, – произнёс Уилкинс. – Я боялся, что вы пришли пожаловаться на его приставания.
Посетители «Собаки» отступили к стенам в диспозиции, принимаемой обычно зрителями кабацких драк, – то есть широким кольцом окружили стол, который (как показывала трубка с пузырьком) был теперь совершенно горизонтален и к тому же чист, только посередине лежала капля ртути, другие же, размером с булавочную головку, созвездием рассыпались вокруг. Мистер Гук смотрел на большую каплю – идеально правильный купол – в оптический прибор собственного изготовления. Зажав большим и указательным пальцами ежовую иголку, он подтолкнул невидимо малую капельку к большой, чтобы они слились, снова всмотрелся, затем бесшумно, как воришка, попятился от стола и, отойдя на целую сажень, сказал Уилкинсу:
– Универсальное мерило!
– Что?! Сэр! Вы уверены в своих словах?
– Вы согласитесь, что горизонтальность понятие абсолютное – любой вменяемый человек может получить горизонтальную поверхность.
– Оно есть в философском языке, – ответил епископ Уилкинс, что означало «да».
Вошёл Пепис, как всегда великолепный, и хотел уже потребовать пива, когда заметил торжественную церемонию.
– Подобно тому и ртуть одинакова везде – на любой планете.
– Согласен.
– Как