звенящая тишина…
По телу затоптанного насмерть волчонка пробежала судорога. Кылбара, которая только что неистовствовала в пылу охоты, понимала, что щенка уже не вернуть, но инстинктивно продолжала прижиматься и слизывать выступившие из крохотного тельца капли крови. Вскоре она встала и, осторожно схватив за загривок безжизненного волчонка, ушла в чащу леса. Два самых маленьких щенка хотели было последовать за матерью, но Аарыма чуть оскалил зубы, и те послушно остановились. Волк полоснул зубами подбрюшье лосихи, и из распоротого живота на траву хлынули внутренности. Затем он ловко вытянул из дрожавшей, как холодец массы покрытую жировой сеткой толстую кишку и ткнул щенят в исходящий паром деликатес. Волчата, ещё никогда не пробовавшие столь жирной вкусной еды, с удовольствием начали разрывать доступную их крохотным зубам нежную плоть. Сидевший до этого молча старший щенок тихонько встал и тоже присоединился к ним. Сегодня всё происходило тихо и молча. Никакого радостного волчьего воя, когда многоголосое эхо разносит над деревьями радостную весть об удачной охоте, не было. Матёрый волк лишь для приличия и соблюдения законов тайги издал короткий вой.
Кылбара появилась, когда семейство уже наелось до отвала, и отдыхала в тени деревьев. Аарыма знал, что она схоронила убитого волчонка, но почему-то не встал и не подошёл к ней…
Три дня и три ночи над лесистой возвышенностью, где под торчащими корнями сваленной буреломом могучей лиственницы появился холмик из веток и мха, раздавался проникающий до самых глубин живого сердца волчий плач. Щенята, потрясённые случившимся, навсегда запомнили неумолимый закон волчьей стаи – любое непослушание вожака может привести к трагическому исходу. И ещё они поняли, что любое существо, маленькое или большое, будет биться за жизнь до конца.
ИЗУМЛЕНИЕ СЕНОКОСЧИКОВ
Пышный наряд земли увял, и природа стыдливо прикрылась тонким выцветшим одеялом ещё окончательно не наступившей осени. В умиротворяющей тишине лишь густая отава, напоминая о жарких летних деньках, расцветила живописным зелёным ковром луга и прогалины. От этой ностальгической картины по буйному цветению старался не отстать и растущий на буреломах полевой хвощ, чья вызывающе яркая зелень резко бросалась в глаза. Но всё-таки осень постепенно брала своё: тихие перелески и густая тайга, будто соревнуясь друг с другом, начали менять зелёное убранство на жёлтый цвет. Берёзы, ивы и осинники замерли в ожидании какого-то неведомого сигнала, когда они враз осыплют землю золотым дождём опадающих листьев. А пока только редкие листики с тёмными, будто вены, прожилками срывались спросонья с веток раньше времени и, удивлённые, медленно качаясь в почти безветренном прозрачном воздухе, уносились куда-то вдаль…
Опустились сумерки. Для небольшой стаи во главе с Аарымой наступило время охоты. Они по привычке собрались караулить пугливых косуль, хоронящихся