палаты. Едва Патриша скрылась за поворотом, как из палаты вышла медсестра и сказала:
– Он хочет видеть вас.
– Меня? – изумился Алекс.
– Вы – Алекс?
Алекс кивнул и пошёл вслед за женщиной.
Макс был укрыт белой простыней до самого подбородка.
– Разговор не более пяти минут, – изрекла медсестра сухим бесстрастным тоном.
– Иди к черту, – хрипло прошептал Макс ей вслед.
Алекс слегка по-детски боялся, что за полчаса с лицом его друга произошли неприятные и необратимые изменения, и с облегчением вздохнул, увидев почти того же Макса, что и вчера вечером. Только карие глаза не сияли так, как раньше.
– Алекс, Алекс, – позвал его Макс.
– Я здесь, Макс, мой хороший, я здесь, – ответил он максимально ласково.
– Слушай меня внимательно. Я любил Анну. Анну Вудкросс.
– Анну, нашу героиню?
– Да. Мы были любовниками. Я хотел развестись с Линдой и женится на Анне. Я хотел сделать её мировой звездой. В одиннадцатом я приехал сюда вслед за нею. Она приехала сторожить сестру, Эмму, я прилетел за ней. Мы встречались. Я хотел её снимать. Только её. Хотел сделать её мировой звездой.
– Она любила тебя?
– Я не знаю. Я до сих пор не знаю. Мы встретились ночью, в моем отеле накануне её гибели, и я больше ее не видел. Даже мертвой. Я не пришёл на похороны. Я потерял всё, Алекс. С нею я потерял свою жизнь. У меня вырвали сердце, оторвали руки. Я ходить разучился.
– Боже! Я не знал. Но если она не любила тебя?
– Мне всё равно. Я любил её, это последняя любовь в моей жизни. Я утратил все краски, хотя мне ещё не было сорока. Сделай этот фильм. Сделай красиво, как ты можешь, умоляю тебя. И пусть будет на титрах: «Посвящается Анне Вудкросс». И всё.
– А Линда? Она знала?
– Не знаю. Может, знала, а может и нет… Она не говорила…
– Она не позволит сделать такое посвящение.
– Линда, Линда, хорошая моя, не мог я её бросить. Надо было, но не мог. А потом Анна умерла. Из-за меня. Я слишком медлил. Надо было жениться на Анне. Ты сделаешь, Алекс? Ты мне всем обязан! – глаза Макса горели как у помешанного, Алекс испугался, что его снова схватит удар.
– Я не отказываюсь. Сказал – сделаю, значит, сделаю. Ты ещё, может, сам сможешь.
– Нет. Нет, мне конец. Я иду к Анне, наконец. Я виноват, так виноват… А может, там ничего и нет.
Макс прикрыл глаза.
– Макс, Макс!
– Уходите, ему стало хуже…
Алекс вышел в коридор и на подгибающихся ногах добрел до кресла в холле. Несколько минут он сидел словно оглушенный, пытаясь переварить информацию. Сколько же лет было Максу в одиннадцатом году? Сорок один. Он сказал, не было сорока. Но это неважно. А ей было около двадцати. Конечно, он сходил по ней с ума. А когда она погибла, стал почему-то, винить себя. Но это же не он её убил? Может, надо было спросить? Это бы добило его.
Задумавшись, он не заметил, как подошла Патриша:
– Он жив? – спросила она